Кандалы сломались. Корраг пару секунд подержала их в руках. Она смотрела на них, чувствовала их вес в ладонях, и, я думаю, она сказала «прощай» в эту секунду — «прощай» своей закованной жизни в каменном мешке.

Я ненавидел ее когда-то, правда ведь? Я хотел, чтобы она сгорела, умерла. Но сегодня, когда она старалась протиснуться сквозь решетку, я говорил: «Попробуй! Повернись вот так», потому что очень хотел ее вызволить. Я тянул ее за руку и вертел. Я старался отжать прутья, но она покачала головой и отступила. «Попробуй еще», — повторял я, но она не могла пролезть, и я очень жестко приказал: «Попробуй еще». А потом? Что дальше? Я увидел, как она закрыла глаза. Как она взялась одной рукой за запястье другой и дернула, и я услышал треск, Джейн, хлопок, словно кто-то щелкнул языком. Ее плечо вывернулось. Оно поднялось высоко и вывернулось наружу — как крыло. Она широко раскрыла рот, мне показалось, что ее разрывает еле сдерживаемый крик боли. Она закусила губу и, задержав дыхание, просочилась сквозь решетку. Корраг упала в мои объятия, такая легкая и теплая, будто кошка или птичка. Потом второй щелчок. Слабый стон вырвался у нее, и глаза подернулись влагой. Но она стояла рядом со мной, вправив плечо обратно.

Она шмыгнула носом и взглянула на меня.

Я вынес ее. Переступив через бормочущего во сне тюремщика, я вынес ее наружу, не придерживая руками: ее пальчики крепко вцепились в мою одежду, а ножки очень плотно обхватили торс, а я запахнул плащ и вышел в мокрую, буйную ночь. Я нес ее долго. Я шел по улицам, чувствуя, как крошечная жизнь цепляется за меня, чувствуя ее лицо у себя на груди, цепкие пальчики, и когда я проходил мимо других людей, то надеялся, что они увидят лишь человека в наглухо застегнутом сюртуке, спешащего домой в такой час и в такой дождь. Я торопился. Я смотрел вниз. Добравшись до гнедого коба, привязанного у гостиницы, я очень осторожно сел в седло, но все же услышал тихий всхлип — видимо, немного прижал ее.

С новыми подковами и после двух недель отдыха коб отлично нас вез.

Пока мы скакали, я думал: «Что это? Что произошло?» Сердце билось так сильно, что казалось, будто оно вот-вот разорвется. Мои легкие дышали очень быстро, спина болела, и я спрашивал себя: «Неужели эти руки мои и эти ноги мои?» Со мной был призрак нашей дочери, Джейн; я ехал, думая о тебе.

У неприветливой опушки леса я заставил коня замедлить шаг.

Инверэри остался у нас за спиной, пахло мокрыми соснами, мокрой лошадью, мокрой землей. Именно там я ссадил Корраг.

На минуту она застыла в той позе, в которой я ее оставил. Под проливным дождем с поднятыми руками и согнутыми пальцами, так крепко зажмурив глаза, будто боялась открыть их и увидеть. Но все же открыла. Опустила руки и вдохнула сырость дождя, потом посмотрела вокруг и заморгала, — я никогда не забуду этого, Джейн.