— Может быть, мы хоть немного отдохнем? — Собственный голос показался Мариате чужим, прозвучавшим так же заунывно, как крик совы.
Повисла долгая пауза, еще более подчеркивающая тишину, обступившую их.
— Вести имеют обыкновение находить тех, кто в них нуждается, — наконец произнес старый торговец. — Если ты не хочешь, чтобы тебя отыскали и вернули обратно в Имтегрен, то мы должны уехать от Тафилальта как можно дальше.
Когда они все-таки остановились на ночевку, Мариата долго не могла уснуть, хотя смертельно устала. Подстелив грубую попону из верблюжьей шерсти, она лежала на спине и смотрела в небо. Где-то там находился теперь ее Амастан. Его дух странствовал по огромному черному небу и сейчас видел ее. Мариата вглядывалась в созвездия, стараясь отыскать след мужа, но те светили холодно, бесчувственно и ничем не выдавали его присутствия. Потом она, должно быть, ненадолго уснула, потому что, когда снова пришла в себя, увидела, что звезды сместились в сторону, а часть неба побледнела. Неподалеку шевелились и храпели верблюды. Когда на востоке над линией горизонта показался край солнца, один из них медленно поднялся на ноги, словно понимал, что отдых закончился и скоро надо будет снова отправляться в путь.
Атизи удивил ее тем, что развел небольшой огонь, сварил кашу и принес ей полную миску, а сам отошел в сторонку, чтобы не мешать Мариате есть. Ведь даже в пути мужчинам и женщинам не подобает вместе принимать пищу и даже смотреть друг на друга во время трапезы. Каша оказалась гораздо вкусней, чем она ожидала, горячей и аппетитной, приправленной ароматным перцем. Голод Мариаты из-за утренней прохлады совсем разыгрался, поэтому справилась она с ней быстро.
Рано утром по дороге на Мерзугу мимо них проехали машины. Это были грузовики торговцев, раскрашенные в красный и синий цвета, доверху наполненные всякой всячиной, увешанные гирляндами амулетов, пластмассовых цветов, талисманов и изречений из Корана, свисающих с зеркал заднего вида. Водители разглядывали их с преувеличенным любопытством.
После того как мимо них проехала третья машина, Атизи заставил верблюдов свернуть с дороги.
— Теперь мы должны сделать крюк. В Тахани есть оазис. Мы поедем к нему и остановимся там до темноты. Границу легче пересекать ночью. Затем мы направимся дальше и в темноте дадим верблюдам покормиться. Там у них будет последнее хорошее пастбище. Потом пойдут пески, где наша жизнь окажется в руках Всевышнего. — Он поднял руки к небу.
Под жгучими лучами полуденного солнца Мариата раскачивалась в седле в такт походке верблюда, уже не обращая внимания на однообразный пейзаж с высохшими руслами водных потоков и раскаленными холмами, медленно проплывающими мимо. Солнце немилосердно палило голову, в висках стучало. С затылка по спине сбегали ручейки пота. Тяжесть растущего живота напрягала позвоночник, вызывала в нем боль, но у нее уже не было сил сменить позу на неудобном седле, и она продолжала сидеть словно в оцепенении, загипнотизированная мерным движением животного. На пути им никто не встретился, не считая какого-то пастуха, присматривающего за тощими козами, которые выщипывали в этой унылой местности остатки скудной растительности. Козел тоже был худой и диковатый на вид. Он проводил их недобрым взглядом своих желтых прищуренных глаз, словно понимая, что его стадо обречено странствовать вот так, до самой голодной смерти.