Мариата кивнула.

— Я слышал, что с людьми этого племени случилось… что-то ужасное.

Мариата открыла было рот, чтобы все рассказать, но не смогла. В гортани у нее будто застрял камень. Слова бились об него, пытались прорваться наружу, но тщетно. Зато из глаз молодой женщины снова побежали слезы.

Атизи отвернулся и мрачно сказал:

— Схожу посмотрю, как там верблюды.

Позже, когда в сумерках стало не видно ее лица, она разыскала его.

— Вы человек немногословный, а я женщина гордая, поэтому не спрашивайте меня больше того, чем я сама захочу рассказать. Ребенок, которого я ношу, не мой позор. Он от моего погибшего мужа из народа кель-теггарт, сына аменокаля Аира. Его звали Амастан, сын Муссы. Этот мужчина был для меня все, земля и небо.

Голос ее пресекся. Она впервые произнесла имя мужа с тех пор, как увидела его мертвым, но теперь, когда оно прозвучало, рассказ ее казался весомей.

— Я не желаю, чтобы мой ребенок рос в семье мясника. Именно это для меня позор. Ну вот я вам все и рассказала.

Атизи долго молчал, потом вздохнул.

— Воистину, ты, должно быть, возбуждала в людях много зависти, и кто-то намеренно сглазил тебя. Надеюсь, с каждым шагом в глубь пустыни расстояние между тобой и твоими несчастьями будет все больше. Иншалла.

Пока они ждали полного наступления ночи, Мариата впервые со дня свадьбы открыла амулет Амастана и вытрясла в ладонь бумажную трубочку, хранившуюся в нем. В свете восходящей луны она стала читать заклинание, которое для нее написала Тана, но бледные символы, идущие сверху вниз, различить было трудно. Мариата сумела разобрать только имена — свое и Амастана — и сдалась. Какую бы силу ни содержало заклинание, оно не спасло Амастану жизнь и потому оказалось бессмысленным. Чувствуя себя еще более одинокой, чем прежде, она чуть не выбросила бесполезную бумажку, но подумала и крепко зажала ее в кулаке. Здесь, где в это время царствует Кель-Асуф, можно навлечь на себя еще более серьезные несчастья. Мариата вложила пергамент обратно и задвинула шишечку над потайным отделением талисмана.

Когда в небе медленно поднялся серповидный месяц, они двинулись по каменистой местности к дороге, которая пересекала спорную территорию. Мариате она казалась безжизненной, пустой полоской, чуть более бледной, чем окружающая земля. Едва заметно было, что ее искусственно выравнивали и разглаживали на неровном лице пустыни. Насколько хватало взгляда, движения по ней заметно не было, но, когда путники подъехали к последнему нагромождению скал перед дорогой, вдалеке показался свет автомобильных фар. Они озарили лицо старика, и Мариата увидела, что его глаза вспыхнули каким-то непонятным огнем.