На двенадцатый день мы ведем коней в поводу обратно к кромке воды. Уильям внезапно поднимает голову:

– Ветер переменился.

– Что? – недоуменно переспрашиваю я. У меня все еще голова кружится от наслаждения, мне не до ветра. Я с трудом замечаю песок под подошвами сапожек для верховой езды, неожиданные ямки, тепло вечернего солнышка на левой щеке.

– Ветер от берега. Теперь корабли смогут отплыть.

Я кладу руку на гриву лошади.

– Отплыть?

Он поворачивает голову, видит мой туманный взгляд, громко смеется:

– Любовь моя, ты где-то еще, не здесь. Помнишь, мы не могли вернуться в Англию из-за противного ветра. Теперь пришел попутный. Завтра мы отплываем.

– Так что же нам делать? – доходит до меня внезапно.

Он наматывает на руку поводья своей лошади, подходит к моей.

– Поставить паруса, наверное. – Его ладонь под моим сапожком, он легко подбрасывает меня в седло. Все тело ломит – неутоленное желание, день за днем. Двенадцать дней неутоленного желания.

– А потом что? – продолжаю я. – В Гринвиче все будет не так.

– Это уж точно, – легко соглашается он.

– Так где же нам встречаться?

– Придешь на конюшню, там я. А я тебя отыщу в саду. Нам всегда удается встретиться. – Он легко вскакивает на коня, у него-то ноги не дрожат.

Я с трудом подбираю слова:

– Нет, не хочу так.

Уильям, разбирая поводья, слегка нахмурился, выпрямился, потом улыбнулся мне отстраненно:

– Летом отвезу тебя в Хевер.

– До лета еще семь месяцев!