– Друзья и враги одновременно?
– Все может быть, – говорю я. – Как карта ляжет.
Уильям кивает.
– Так что говорят? – Я начинаю успокаиваться. – Что ты слышал о Джордже?
– Слава богу, это не очень широко известно, но говорят – вокруг твоей сестры тайный двор ее ближайших друзей. Сэр Фрэнсис, сэр Уильям Брертон, мужчины-любовники. Игроки, отличные наездники, на любой риск готовы ради удовольствия пощекотать нервы, Джордж – один из них. Встречаются, играют, флиртуют в ее покоях. Так что репутация Анны тоже под ударом.
Я смотрю через зал на брата. Он склонился к трону, на котором сидит Анна, что-то шепчет ей на ухо. Вижу, как она с удовольствием слушает его шепот, его смешки.
– Такая жизнь святого развратит, не то что юношу.
– Он хотел стать солдатом, – говорю я грустно. – Крестоносцем, рыцарем с белым щитом, хотел сражаться против неверных.
Уильям качает головой:
– Мы, если сумеем, убережем малыша Генриха от этого.
– Моего сына?
– Нашего сына. Постараемся дать ему цель в жизни вместо праздности и погони за удовольствиями. А ты лучше предупреди брата и сестру – о них уже судачат, особенно о Джордже.
На следующий день Анна вступает в Сити. Я помогла ей облачиться в белое платье с пелериной, белую горностаевую мантию. На голове – золотой обруч, волосы под золотистой вуалью свободно падают на плечи. Въезжает в Лондон в паланкине, его несут два белых пони, а пэры из привилегированных портовых городов держат над ее головой золотой полог. Придворные в лучших нарядах следуют за ней пешком. Триумфальные арки, фонтаны, бьющие вином, верноподданнические стихи на каждой остановке, тем не менее процессия тянется по городу в полной тишине.
Молчание народа становится угрожающим. Мы движемся по узким улочкам к собору. Мадж Шелтон идет рядом со мной за паланкином.
– Господи, какой ужас, – бормочет она.
Город мрачен. Тысячи людей вышли на улицы, но они не машут флагами, не благословляют Анну, не выкрикивают ее имя. Они с жадным любопытством смотрят на женщину, свершившую такие перемены в Англии, в короле, перекроившую в конце концов королевскую мантию на свой лад.
Вступление в Лондон оказалось безрадостным, да и коронация, торжество в давящей тишине, не лучше. Анна, в малиновом бархатном платье, отделанном мягчайшим, белейшим горностаевым мехом, в пурпурной мантии, мрачна, как грозовая туча.
– Разве ты не счастлива, Анна? – спрашиваю, поправляя шлейф ее платья.
Улыбка Анны больше похожа на гримасу.