Отец поцеловал меня в лоб, благословил и молча забрался в повозку. Дэниел дождался, пока мы останемся одни, и тогда потянулся ко мне. Я отпрянула, но он притянул меня к себе и горячо поцеловал в губы. Поцелуй был страстным, яростным; в нем смешались желание и злость на меня. Потом он почти оттолкнул меня и проворно вскочил на козлы. Лишь тогда я поняла, что ждала от него этого поцелуя. Мне хотелось, чтобы он поцеловал меня еще раз. Но было слишком поздно что-либо говорить и о чем-либо просить. Дэниел натянул поводья, и повозка проехала мимо меня. Я осталась в холодном лондонском утре, с небольшим узлом на мостовой, с обожженными поцелуем губами и обещанием, которое дала изменнице.

Дни, а затем и недели, проведенные в Тауэре вместе с принцессой, были самыми тяжелыми в моей английской жизни. Естественно, для Елизаветы они были еще хуже и тяжелее. Она впала в уныние, густо пропитанное страхом, и все мои попытки хоть как-то отвлечь ее от тяжких дум кончались ничем. Иногда я спрашивала себя: к чему мои благие намерения, если принцессе суждено расстаться с жизнью? По злой иронии судьбы, эшафот для нее поставят все на той же лужайке, где некогда обезглавили ее мать, Анну Болейн, тетку Джейн Рошфор, двоюродную сестру Кэтрин Говард. Совсем недавно там казнили другую ее родственницу — Джейн Грей. Слишком много крови ее семьи пролилось в этот зеленый пятачок. Вскоре и ее кровь окрасит равнодушную траву. На лужайке не было ни памятных камней, ни каких-либо иных знаков, говорящих о совершавшихся здесь казнях. Однако едва принцесса оказалась там, она по-настоящему ощутила свою обреченность. Воспаленные глаза Елизаветы смотрели на место ее скорой смерти.

Коменданта Тауэра немало испугало появление такой узницы. Елизавета и здесь оказалась верна своей артистической натуре. Сойдя с барки, она уселась на ступеньках спуска к каналу и замерла. Крапал дождь, но ничто не могло заставить принцессу подняться и пойти в отведенную ей комнату. Однако ее последующая апатия, ее пронизанное страхом отчаяние испугали его еще сильнее, поскольку были убедительнее уловок и трюков. Елизавете позволили гулять в комендантском саду, надежно защищенном толстыми стенами. В первый же день ее прогулки у ворот застали мальчишку с букетиком цветов. Его прогнали, однако на второй день мальчишка пришел к воротам снова и опять принес цветы. Ничего угрожающего в этом не было, однако советники королевы, обозленные на принцессу, велели коменданту запретить ей прогулки. Елизавету лишили даже такой скромной радости. Она разъярилась (совсем как львица), но потом впала в полное безразличие. Она часами лежала в постели, разглядывая балдахин своей кровати. Все попытки заговорить с нею кончались просьбой оставить ее в покое.