— Держи свой шутовской язык при себе, — мрачно посоветовал он. — Есть имена, которые лучше не упоминать даже в разговорах друзей и даже если они оба — шуты.

— Я должна хоть что-то знать о нем, — не отставала я. — Для меня это… в общем, мне важно это знать.

— Он исчез, — угрюмым шепотом сообщил Уилл. Видно, он и впрямь был магом, если смог исчезнуть полностью.

— Мертв?

Я прошептала это настолько тихо, что Уилл не услышал, а угадал мой вопрос по движению губ и выражению ужаса на моем лице.

— Пропал, — сказал он. — Исчез. Наверное, это даже хуже.

Я не знала, какие сведения мог выдать Джон Ди перед своим исчезновением. Зато я хорошо помнила слова Елизаветы о дыбе, заставляющей говорить даже самых стойких и молчаливых. Ночами я почти не спала, просыпаясь от каждого шороха и думая, что пришли за мною. Мне начал сниться день, когда инквизиторы забрали мою мать. Я разрывалась между детскими страхами за нее и страхами нынешними, за себя. Словом, я находилась в крайне удрученном и настороженном состоянии.

А принцессе Елизавете, похоже, не было никакого дела до судьбы Джона Ди. Она наслаждалась придворной жизнью со всем своим тюдоровским блеском и великолепием. Она брала реванш за Тауэр и прозябание в Вудстоке. Она гуляла по саду, украшала своим присутствием обеды в большом зале, усердно посещала мессы, сидя позади сестры. И везде она ловила на себе взгляды короля с их невысказанным обещанием.

Их взаимное влечение друг к другу оживляло пресные будни двора. От обоих исходило почти ощутимое тепло. Когда принцесса входила в помещение, где находился король, все видели, как он напрягался. Филипп напоминал гончего пса, услышавшего охотничий рожок. Когда король проходил позади стула принцессы, Елизавета слегка вздрагивала, словно воздушный поток, поднятый его движением, ласкал ей затылок. Случайно встречаясь на галерее, они намеренно сохраняли дистанцию в несколько футов. Они не останавливались; каждый шел своим путем, но их движения напоминали странный танец, известный только им и исполняемый под музыку, которую слышали только они. Естественно, были взгляды украдкой, едва слышимые вздохи, срывавшиеся с губ. Если король помогал Елизавете сойти с лошади, она на несколько секунд оказывалась в его руках. Время растягивалось; Филипп не торопился опускать ее на землю, а когда ноги принцессы касались земли, и Елизавету, и короля била дрожь.

Все их слова, конечно же, становились известными королеве. Все их непроизвольные ласки видели множество глаз. Даже обычное нахождение вблизи друг друга воспламеняло их обоих. Их выручали танцы, чьи движения позволяли касаться друг друга, класть руку на плечо и на талию и соединять взгляды. Весь двор понимал: пока Филипп в Англии, этой женщине не грозит никакое наказание. Он настолько привык ее лицезреть, что воспротивится любым попыткам спровадить Елизавету в Тауэр.