Больше никаких слов не было – только торопливые жаркие объятия; его бедра прижались к ее лону, и он снова овладел ею.

Когда все было кончено и он успокоился, Клеопатра пробежалась рукой по его волосам.

– Эта женщина… Он ее любит?

– Да, – сонно ответил Алекс. – И она его любит. Но теперь это не имеет никакого значения.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что у меня есть ты.

Рамзес выглядел просто превосходно: на людях он всегда становился необыкновенно обаятельным – с прямой спиной, в отлично отутюженном белом костюме, на котором не было ни одной пылинки, с гладко зачесанными волосами. Голубые глаза искрились мальчишеским задором.

– Я пытался образумить его. Когда он взломал витрину и вытащил мумию, я понял, что это бесполезно. Я попытался выбраться оттуда, но меня схватили охранники. Ну, вы знаете всю эту историю.

– Но они сказали, что стреляли в вас, они…

– Сэр, эти люди совсем не такие, как солдаты Древнего Египта. Это лентяи, которые вряд ли знают, как правильно обращаться с оружием. Они бы не смогли победить хеттов.

Уинтроп невольно рассмеялся. Даже Джеральд был покорен. Эллиот посмотрел на Самира, который не осмелился даже улыбнуться.

– Хорошо бы нам удалось найти Генри, – сказал Майлз.

– Нет сомнения, что кредиторы уже ищут его, – откликнулся Рамзес.

– Ну что ж, вернемся к вопросу о тюрьме. Кажется, там был доктор, когда вы…

Наконец Джеральд не выдержал.

– Уинтроп, – сказал он, – ты отлично знаешь, что этот человек невиновен. Это все Генри. Это его рук дело. Все указывает на него. Он вломился в Каирский музей, украл мумию, продал ее и на эти деньги запил. Вы же нашли обмотки с мумии в доме танцовщицы. Имя Генри было вписано в долговую книгу в Лондоне.

– Но эта история…

Эллиот жестом призвал всех к молчанию.

– Мистер Рамсей устал от расспросов, да и мы тоже. Самое важное заявление он уже сделал: Генри сам признался ему в убийстве своего дяди.