У меня прямо-таки зудели пальцы от желания дотронуться до его маленького аккуратного уха, погладить закругленный угол челюсти. Дело сделано, и теперь уже можно не сдерживать себя. Что бы я себе ни позволила, хуже не будет ни мне, ни ему. Я потянулась и легонько дотронулась до него.

Он спал очень чутко. Внезапно, так, что я подпрыгнула на месте, он перевернулся и оперся на локти, готовый вскочить. Но, увидев меня, сразу опомнился и рассмеялся.

– Мадам, вы застали меня врасплох!

Он отвесил короткий поклон – весьма ловкий для человека, растянувшегося во всю длину на ложе из папоротников и не прикрытого ничем, кроме множества солнечных пятен. Улыбка еще сохранялась у него на лице, но выражение его изменилось, едва он взглянул на меня, нагую среди папоротников. Голос внезапно сделался хриплым.

– Мадам, я весь в вашей власти…

– В самом деле? – очень тихо спросила я.

Он не пошевелился, когда я снова протянула руку и провела ею вниз по щеке, по шее, по освещенному солнцем плечу – и ниже… Он не двигался, но закрыл глаза.

– Милостивый боже, – проговорил он.

И шумно втянул в себя воздух.

– Не беспокойся, – сказала я. – Тебе не будет больно.

– Слава Богу за милосердие.

– Лежи тихо.

Его пальцы глубоко воткнулись в мягкую рыхлую землю, но он повиновался.

– Пожалуйста, – произнес он немного погодя, и я, взглянув на него, увидела, что глаза у него открыты.

– Нет, – ответила я, забавляясь от души. Он снова опустил веки.

– Ты мне за это заплатишь, – сказал он. Бисеринка пота сверкнула у него на переносице.

– Неужели? – отозвалась я. – Что же ты собираешься сделать?

Он так притиснул ладони к земле, что на предплечьях проступили сухожилия, и заговорил с усилием сквозь сжатые зубы:

– Я еще не знаю… но клянусь Господом Христом и его ангелами, что… придумаю… Боже! Ну пожалуйста!

– Ладно уж.