Как видно, настал его черед дать приятелю тычок в виде поздравления. Не случайно мужчины так нечувствительны к поверхностной боли, подумалось мне. Закалились, постоянно колошматя друг друга.

– Он тоже женился, – объяснил мне Джейми. – Шесть месяцев назад, на вдове… причем на толстой вдове, – дополнил он, истолковывая выразительный жест Мунро. – У нее шестеро детей, живет внизу в деревне Дублайрн.

– Как славно, – вежливо сказала я. – Кажется, им всем будет что поесть. – Я показала на кроликов, свисавших с пояса у Мунро.

Тот в мгновение ока отвязал одну из тушек и вручил ее мне с таким сияющим доброжелательством, что не принять подарок я не могла и улыбнулась в ответ, про себя надеясь, что на кролике нет блох.

– Свадебный подарок, – сказал Джейми. – И такой приятный. Ты должен позволить нам ответить любезностью на любезность.

С этими словами он извлек бутылку эля из углубления во мху и вручил ее Мунро.

Любезности продолжались в том же духе: втроем мы уселись распить третью бутылку. Джейми и Мунро принялись обмениваться новостями и сплетнями, и разговор не казался менее свободным оттого, что по-настоящему говорить мог лишь один из собеседников.

Я почти не принимала участия в беседе, так как не могла читать знаки Мунро, хотя Джейми и пытался подключить меня, кое-что переводя, а кое-что поясняя.

Джейми ткнул пальцем в прямоугольные кусочки свинца, прикрепленные к завязке кошелька.

– Чтобы все по закону? – спросил он. – Или это на случай, когда игра идет плохо?

Мунро наклонил голову и закивал, словно чертик из коробочки.

– Зачем они? – поинтересовалась я.

– Это габерланзии.

– Ах вот оно что! – сказала я. – Прошу прощения, что спросила.

– Габерланзии – это разрешения на нищенство, англичаночка, – объяснил Джейми. – Они действительны только в границах одного прихода и один день в неделю, когда попрошайничество разрешено. Каждый приход имеет свою собственную габерланзию, так что нищие одного прихода не имеют права попрошайничать в других и рассчитывать там на милостыню.

– Система с некоторой претензией на гибкость, как мне кажется, – заметила я, приглядываясь к четырем «лицензиям» Мунро.

– А, так Мунро – случай особый. Он был захвачен турками в плен на море. Много лет был гребцом на галере, а потом еще некоторое время рабом в Алжире. Там он и потерял язык.

– Они… его отрезали? – Мне чуть не сделалось дурно.

Джейми, казалось, ничуть не был обеспокоен, он ведь знал Мунро не один год.

– Да. И к тому же сломали ногу. И спину, верно, Мунро?.. Нет, – поправился он после целой серии знаков Мунро. – Со спиной произошел несчастный случай, это произошло, когда он спрыгнул со стены в Александрии. А еще ступни ног, это уж турки довершили.