Джеймс хлопнул себя по колену, выбивая пыль.

– Мне нужна теплая ванна. И чтоб никуда не торопиться. Я готов отмокать два дня подряд.

Леонора представила его в ванне, от которой поднимается пар: глаза закрыты, тело расслаблено… Она прогнала видение и разгладила складки юбки, чтобы чем-то занять руки.

– Как тебе домик приказчиков?

– Все удобства и даже больше. – Джеймс усмехнулся. – Ты должна как-нибудь заглянуть к нам на чай.

– С удовольствием, – обрадовалась она. – Может быть, я даже принесу вам занавески.

– Занавески?! – насмешливо переспросил Джеймс. – Да за это наши ребята просто выгонят меня с ранчо.

– Ладно-ладно, – засмеялась она. – Никаких занавесок. А как насчет пирога?

Он улыбнулся в ответ, открыв ровные белые зубы:

– Пироги я люблю.

Продолжительное молчание было простым и естественным, без тени напряжения. Они просто сидели, дышали и лениво щурились на солнце, занятые каждый своими мыслями.

– Как лошади? – спросил Джеймс.

– Хорошо. Алекс заботится о них, как о детях.

– А что тут еще произошло, пока нас не было?

Леонора подумала, знает ли он об аборигенах: может, он в курсе этого ужаса или даже поддерживает его? Эта мысль потрясла ее, словно кусочек льда, неожиданно прижатый к коже. Она сглотнула.

– Ничего. Ничего нового.

Они снова замолчали. Но вот Джеймс посмотрел в сторону облака пыли, появившегося на дороге, и брови его сердито сдвинулись – почти со злостью.

– Твой муж вернулся.

Леонора била мотыгой между рядами овощей, и с кончика ее носа падали капли пота. Растения буйно разрастались в этом тенистом месте. Без дождя почва пересыхала, но она носила сюда воду, набирая ее в баке с дождевой водой. Алекс об этом огороде ничего не знал – он неделями пропадал на руднике. Когда он возвращался, кожа его, словно одеколоном, благоухала спиртным. Временами он был добрым и веселым, в других случаях – холодным и мрачным; но при этом всегда очень беспокойным. Частенько от его одежды пахло женскими духами, а иногда на белых воротничках были заметны следы губной помады, однако она испытывала от этого только облегчение.