– Посмотри на меня, Лео, – приказал он.
– Нет. Нет! О боже! – Она отчаянно замотала головой. – Ты должен возненавидеть меня!
Он схватил ее руки и оторвал от лица.
– Посмотри мне в глаза, Лео!
Чувствуя себя униженной и уничтоженной, она приподняла веки, желая скорее исчезнуть, чем увидеть гримасу отвращения на его лице. Но никакого отвращения не было – одно лишь страстное желание. А уже в следующее мгновение Джеймс поцеловал ее. Его губы были мягкими и живыми, теплыми и настойчивыми.
Ее кожа слилась с его кожей, губы растворились в его губах, а весь мир унесся куда-то далеко-далеко. Она обняла Джеймса и провела рукой по его широкой спине. Дыхание их участилось, губы задвигались быстрее. Они падали.
Дыхание их стало судорожным, они задыхались. Губы его скользили по ее волосам, по шее. А она целовала его глаза, лоб, щеки. Его бедра прижимались к ней с такой силой, что лошадь, к которой прислонилась Леонора, переступила на месте и сделала шаг назад. Поцелуй разорвался, и мир начал выплывать из туманной дымки, собираясь в единое целое. Солнце и воздух обрушились на них.
– М-мне пора, – запинаясь, пробормотала Леонора.
Она взглянула на их единственную лошадь и обернулась к Джеймсу: в ее глазах был вопрос.
– Забирай ее, – прошептал он.
– Но пешком идти далеко, – выдохнула она.
– Просто возьми ее. – Джеймс положил руку на седло. – Лео…
Леонора, боясь взглянуть на него, пробормотала:
– Я должна ехать.
Она ударила лошадь коленями и с места пустила ее в галоп.
Ветер хлестал в лицо Леоноре, а перед глазами стоял взгляд Джеймса, пальцы ощущали плотную ткань его рубашки, спину грело прикосновение его рук. В животе бурлило от всего сразу – от переживаний, от жары, от тревоги. А потом вдруг появились конный ринг и металлическая крыша их усадьбы, хотя казалось, что скакала она всего какую-то минуту. В сгущавшихся сумерках свет в окнах большого дома выглядел особенно ярким.
Леонора поспешила поставить лошадь в конюшню, взбежала по ступенькам, придерживая юбку, и вошла в дом. Из-под двери кабинета Алекса пробивалась полоска света, и она вздохнула с облегчением. Она уже дошла до лестницы, когда раздался шум открываемой двери. Леонора вздрогнула.
– Так вот ты где! – В проеме двери, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки, стоял Алекс. – А я уже начал беспокоиться. Подумывал даже послать людей искать тебя.
– Зачем? – холодно отозвалась она. – Ты ведь знаешь, что я никуда не уйду.