Матти ухватила Алису за подбородок, повертела его из стороны в сторону, после чего голосом, которого устрашился бы и айсберг, осведомилась:

– С кем ты гуляла?

Алиса покраснела до корней волос. Но при этом она понимала, что наконец-то ей представился шанс высказать матери все, о чем она говорила Джесси. Пришло время обнажить шпагу и вступить в бой ради себя самой. Она проглотила комок в горле.

– Я ездила на Кони-Айленд с Джесси Валеро.

– В самом деле? – сказала Матти. Глаза ее расширились, а уголки губ дрогнули в улыбке. – Давай-ка перейдем в гостиную и обсудим это за бокалом вина.

В гостиную. Это была комната, принадлежавшая исключительно Матти, которой Алиса с отцом старательно избегали. Пересечь ее по прямой было невозможно, приходилось то и дело огибать антикварные стулья и столики на веретенообразных ножках, на которых стояли вазы с цветами, так и норовившие упасть на пол, стоило Алисе пройти мимо. Стены были оклеены желтыми с золотом обоями, а ламп было так много, что комната казалась освещенной ярче сцены, залитой огнями рампы во время торжественного финала оперы. Алиса прекрасно знала, что стоит ей туда войти вслед за матерью, как она проиграет. Матти усядется в кресло и закурит сигарету, а Алиса будет неловко стоять перед ней, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не свалить на пол какую-нибудь дурацкую безделушку. Мать получит над ней полную власть, а Алисе достанется один лишь страх.

Она протянула руку, останавливая мать, и почувствовала, как мужество переполняет ее, словно музыка, когда она начинала танцевать.

– Давай покончим с этим здесь и сейчас. Джесси Валеро – танцовщик.

– Ты выглядишь так, словно занималась с ним не только танцами.

Самодовольный голос матери все-таки внушил Алисе кое-какие чувства, но это был гнев, а не мужество – гнев того рода, который в конце концов заставил ее сказать правду. На протяжении целых девятнадцати лет она мирилась с едкой язвительностью матери, желчными репликами, адресованными отцу, но теперь поняла, что с нее хватит.

– Я целовалась с ним, – резко бросила она. – И не только, откровенно говоря. Хочешь знать, чем я с ним занималась? Тем, что тебе и в голову не придет, потому что когда кто-нибудь в последний раз целовал тебя?

Алиса стиснула зубы. Она могла бы еще многое добавить к сказанному, но это было бы подло и низко, и так же вела себя ее мать, на которую она не хотела быть похожей ни за что на свете. Однако на лице Матти не отразилось ничего, кроме презрительного изумления; она ничем не показала, что слова Алисы уязвили ее. «Пожалуй, кожа у нее толстая, как у бегемота», – подумала Алиса.