– Просто оставьте ее в покое! – опять выкрикивает он.

Оглянувшись назад, я вижу, что мы приближаемся к перилам, а Дэймон этого не замечает.

– Дэймон! – вскрикиваю я.

Он врезается в меня. Тонкий деревянный поручень ломается под нашим весом; я лечу назад, крича и пытаясь ухватиться за что-нибудь.

– О, боже мой! – слышится снизу крик моей матери.

Сорвавшись с края, я падаю вниз, но тут меня хватает чья-то рука. Резко втянув воздух, я чувствую подступившую к горлу желчь, потому что мои ноги болтаются над пропастью.

Я поднимаю взгляд, застланный слезами. Дэймон лежит на животе и с трудом старается удержать меня, но мне кажется, я слишком тяжелая. Меня буквально тянет к земле. Подходит отец и пробует схватить мою руку. Мы с Дэймоном теряем хватку, и я, барахтаясь, выскальзываю из его пальцев. Наши взгляды встречаются. Время останавливается на долю секунды, пока мы смотрим друг на друга, осознавая, что я не спасусь. Я падаю, крича. Его лицо – последнее, что я вижу, прежде чем окунаюсь во тьму.

Моргнув, я проснулась. На лбу выступил пот. В окно дул теплый ветер. Из-за воспоминаний кровь до сих пор бешено носилась по телу, будто я сорвалась с домика на дереве только вчера.

Я впервые вспомнила столько деталей, которые мой восьмилетний мозг похоронил где-то в глубине сознания. Дэймон был совершенно другим. Рика права.

Сев на кровати, я потерла глаза, ощущая усталость даже после сна.

Усталость от беспокойства, ненависти и злости. И в то же время от того, что мне надоело постоянно чувствовать себя потерянной.