– Эльфрида Суонкорт, с которой я был обручен, – сказал он спокойно.

– Стефан!

– Я знаю, что вы хотите сказать этим восклицанием.

– Это была Эльфрида? ТЫ был тем самым мужчиной?

– Да, и теперь вы думаете о том, почему я скрыл этот факт в нашу встречу в Энделстоу в то время, не правда ли?

– Да, и о большем… о большем.

– Я сделал это из благих побуждений, осуждайте меня, если вам угодно, я сделал это из благих побуждений. А теперь ответьте, как бы я мог держаться с вами по-прежнему – так, как я относился к вам до этого?

– Я ничего этого вовсе не знал; я не могу сказать.

Найт продолжал сидеть, погруженный в размышления, и раз пробормотал:

– Во мне шевельнулось подозрение, что мог быть какой-то такой смысл в ваших словах о том, что я увел ее у другого. Как вы с ней познакомились? – спросил он громче, почти властным тоном.

– Я приехал к ним по делу о реставрации церкви, теперь уже несколько лет тому назад.

– Когда вы были у Хьюби, конечно, конечно. Что ж, я не могу понять этого. – Он возвысил голос. – Я не знаю, что и сказать, ведь вы так долго дурачили меня таким образом!

– Не понимаю совершенно, каким это образом я вас дурачил.

– Да, да, но…

Найт вскочил на ноги и стал расхаживать по комнате туда-сюда.

Его лицо сильно побледнело и голос дрожал, когда он вымолвил:

– Вы поступили не так, как я поступил бы с вами в таких обстоятельствах. Это пронимает меня до глубины души; и я напрямик вам говорю, что никогда вам этого не прощу!

– Чего именно?

– Вашего поведения в ту нашу встречу в фамильном склепе, когда я сказал вам, что мы с ней собираемся пожениться. Обман, бессовестная ложь повсюду; весь мир – дурная пьеса![232]

Стефану совсем не по нутру пришлось такое неверное истолкование его мотивов, даже несмотря на то, что это был всего-навсего поспешный вывод, к которому его друг пришел в расстроенных чувствах.