Вместо ответа из меня посыпались новые вопросы:

– Ты правда летишь домой в Бостон одним рейсом со мной? Разве такое бывает? Каковы шансы?

Я и сама не знала, как себя чувствовать по этому поводу.

Хотя нет, это не совсем так. Просто внутри смешалось столько всего, что я не знала, что именно возьмет верх.

Во-первых, эйфория. Совершенно рефлекторная. Он так хорошо выглядел и таким счастливым казался, а в глазах сверкала какая-то неистовая энергия, которая казалась спасительным кругом, брошенным мне за борт. Больше всего в жизни я любила быть с ним. И начинала любить и его самого.

Но было еще и во-вторых: настороженность. По понятным причинам.

И злость. Причины не менее понятны.

А еще, наверное, крохотная, но все-таки надежда.

– Да, про шансы – это интересно, – тихо ответил он, а затем улыбка последовательно коснулась его глаз, щек и наконец губ. – Ты летишь в Бостон?

Я пыталась правильно интерпретировать его с надеждой поднятые брови и внимательный взгляд.

– У меня запланировано три собеседования, – кивнув, ответила я.

Казалось, с его лица сползло все счастье.

– О.

Ну, что ж…

Кивнув снова и почувствовав, как сдавило горло, я отвернулась и прикусила язык, чтобы не ляпнуть: «Не беспокойся. Больше никаких нежелательных звонков от меня не будет».

– И они оплатили тебе первый класс? – пробормотал он. – Ничего себе.

Все, я сыта по горло этим разговором. Только это он и нашел интересным? Что я достойна дорогого билета? Отвернувшись к иллюминатору, я внутренне невесело усмехнулась.

За последние три недели я делала все возможное, чтобы перестать думать о нем. И на то, чтобы покончить с двухнедельным романом без перспектив, у меня ушло больше времени, чем забыть ту трясущуюся задницу, с которой я жила под одной крышей. А прямо сейчас, рядом с Дженсеном, мне стало еще больней.