Коронер, худощавый человек лет пятидесяти, с проседью, в очках без оправы, был бодр и внимателен, чем-то напоминая муниципального чиновника или управляющего банком. Ни на кого не глядя, он негромко произнес: «Садитесь, пожалуйста», занял свое место и с минуту сидел молча, аккуратно раскладывая на столе бумаги и делая записи в какой-то ведомости. Наконец он оторвался от своих занятий и осведомился:

– Сегодня пасмурно, но, может быть, все-таки обойдемся без света?

Возражений не последовало.

– Мистер Алан Десленд присутствует? – продолжил коронер.

Я снова встал и ответил:

– Да, сэр.

– Мистер Десленд, как я понимаю, вы согласны на безотлагательное проведение заседания и отказываетесь воспользоваться предложенной вам отсрочкой до следующей недели. Вы это подтверждаете?

– Да, сэр.

– Я также понимаю, что вы понесли тяжелую утрату и что наше расследование может выявить подробности, которые усугубят ваше горе. Я постараюсь свести их к минимуму. Надеюсь, что так же поступят и прочие участники разбирательства. Если ваше самочувствие ухудшится, то по вашей просьбе я прерву слушание дела.

Все это он произнес вежливо, но бесстрастно, явно заботясь лишь о том, чтобы впоследствии никто не мог обвинить его в несоблюдении декорума. Я понял, что он – весьма прагматичный человек, готовый соблюсти все приличия, однако же не упустит ничего существенного. Что ж, может, оно и к лучшему. От милосердия я опять расклеюсь, вот как при докторе Фрейзере.

– Благодарю вас, сэр, – сказал я и сел на место.

– А теперь попрошу всех участников разбирательства представиться поименно. Давайте начнем с полицейских.

Нахлынувшая тревога туманила мне мысли. Казалось, от голосов свидетелей зал заседаний раздувается, как воздушный шар. Я боялся, что он вот-вот лопнет, и тогда… Я прикусил палец и невидящими глазами уставился на журналистов.

Коренастый молодой человек в коричневом костюме, один из полицейских, встал, назвал свое имя – Мартин Симс – и принес присягу:

– …Правду, всю правду и ничего кроме правды.

Он начал рассказывать о том, как девятого июля, во вторник утром, по дороге на работу заметил Карин, бредущую по обочине. Он говорил запинаясь и с трудом подбирая слова, поэтому его показания вскоре превратились в ряд вопросов и ответов, которые аккуратно записывались.

– Она была одета?

– Нет, сэр.

– На ней вообще ничего не было?

– Совершенно верно, сэр.