И радостно на душе.

И хочется говорить глупости — и глупо над ними же смеяться. Но искренне, с огромным удовольствием.

Прекрасное состояние.

К несчастью, оно проходит довольно быстро, уступая место тупой апатии, агрессии, тоске, подозрительности, состоянию полного идиотизма — у кого как.

Я в итоге просто мирно засыпаю где придется или — если предыдущее попойке настроение было совсем уж пакостным — тихо, жалобно плачу, забившись опять же подальше от людских глаз. В итоге все равно засыпаю.

К счастью, а может, и к сожалению, — кто знает? — подобное — включая состояние счастливого бесшабашья — случается со мной очень редко. Сказались, надо полагать, годы, проведенные бок о бок с опасным алкоголиком — желание выпить и уж тем более напиться возникает редко.

Теперь возникло.

И время плакать пока не пришло. И в сон не клонит.

Потому — куражусь от души.

Получаю от этого огромное удовольствие.

К тому же еще одна метаморфоза счастливого состояния, а может, случайная составляющая того минутного наслаждения, что дарит мне обычно прощание с землей: незнакомец с такими странными глазами — красивыми, немного грустными и одновременно нахальными, поддразнивающими, зовущими, обещающими — мне определенно нравится.

В том самом забытом за двадцать с лишним лет жизни, вытравленном Антоном, смысле, который ясен и ему и мне без слов.

И даже полагаю — без коньяка.

По крайней мере очень хочу, чтобы это было именно так.

Без коньяка.

— Области… Фу, какая казенщина. Вы, часом, не из чиновных дам? Нет, это я промахнулся. Сто — к одному: Business-woman. Но с чиновным прошлым. Я прав?

— Мимо.

— Ну, комсомольским. А? «Ленин, партия, комсомол!» — как это они истово орали на съездах.

— Я не орала. А вы?