Кстати, о каплях.

— Минеральная вода, сок, шампанское? — Галльская улыбка, галльское радушие и поднос, уставленный небольшими — не шибко разгуляешься — рюмочками на тонких ножках.

— Коньяк. Мадам будет пить мой коньяк. Принесите, пожалуйста, бокалы.

Незнакомец в соседнем кресле материализовался будто из воздуха.

Помню точно: до той минуты, когда лайнер вырулил на взлетную полосу и, получив добро диспетчера, стал набирать скорость, а затем и высоту, — рядом не было никого.

Кресло пустовало, и, прежде чем насладиться радостью первых мгновений полета, успела мельком заметить: «Вот славно, потом можно будет даже прилечь».

Надо думать, он подсел в те минуты, когда я безраздельно наслаждалась расставанием с землей.

Ничего особенного и даже странного.

Салон бизнес-класса заполнен ровно наполовину, до взлета пассажиры фланировали почти произвольно.

Мог бы, конечно, спросить разрешения, но вполне вероятно, что спрашивал.

А я не ответила, потому что не слышала и не видела ничего вокруг.

Бог бы с ним.

Но коньяк — да еще так безапелляционно, — пожалуй, перебор.

На самовлюбленного нувориша, убежденного в том, что власть, обаяние и слава его безграничны, незнакомец вроде не похож.

Скорее уж нечто богемное — свободного покроя льняной костюм, мокасины, тонкий трикотажный джемпер — все в мягких пастельных тонах. Загорелый, подтянутый, правда — лысый. Однако ж ему идет. И глаза — красивые, цвета хмурой морской волны, нахальные и добрые одновременно.

Может, некая знаменитость на стезе изящных искусств, только я — по маетности душевной и занятости другими проблемами — современные изящные искусства знаю мало, тем паче отдельно взятых творцов.

Но коньяк — да еще с таким апломбом — все равно перебор.

Мысленно собираю слова, чтобы вышло без хамства, но задело. Словом, сразу — на место.

И дело с концом.

Стюардесса глядит выжидающе: это понятно — француженки редко отказываются от коньяка, тем паче в таком комплекте. Как ведут себя в таких случаях русские, она, похоже, тоже имеет представление.