– Думаю, они считают похитителями нас. Вчера вечером миссис Брубейкер звонила моей тете и умоляла все рассказать. Спрашивала, не знаю ли я, где сейчас Пресли.

– Но ведь ты ничего не знаешь.

Эллиотт покачал головой. Сегодня он собрал свои длинные волосы в узел на затылке и теперь выглядел очень необычно. На подбородке у него пробивалась щетина, под глазами залегли круги.

Я уставилась в окно, на туман, клубящийся над полями, предназначенными под пшеницу и сою, а сама все гадала, где сейчас Пресли, сбежала она из дома или ее похитили. По слухам, никаких следов борьбы не нашли, но это не помешало полиции подозревать нас с Эллиоттом.

– Что если они обвинят тебя? – спросила я. – Вдруг тебе предъявят обвинение?

– Не может такого быть. Я этого не делал.

– Невиновных людей сплошь и рядом обвиняют в том, чего они не совершали.

Эллиотт припарковался на своем обычном месте, заглушил двигатель, но из машины не вышел. Плечи его поникли – с тех пор, как мы снова стали друзьями, я еще ни разу не видела его таким подавленным.

– Когда с тобой беседовали в полицейском участке, ты сказал им, что провел ночь у меня?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не хочу ничего им говорить про твою маму.

Я кивнула. Теперь с совместными ночевками придется повременить.

– В котором часу ты ушел? – спросила я.

Эллиотт поерзал на сиденье.

– Я заснул и проснулся только на рассвете. Вылез в окно сразу после восхода солнца.

– Ты должен был им рассказать.

– Нет.

– Проклятье, Эллиотт!

Он фыркнул, не поднимая глаз.