И взобралась на холм.
Туда, где я выпила первый в жизни глоток виски и потеряла своего первого друга.
Задыхаясь и обливаясь потом, я добралась до вершины. Я уже слишком устала, чтобы даже думать, что могу там увидеть. Наверное, если бы я задумалась об этом, то ожидала бы увидеть все то же – ярко-желтую полицейскую ленту, возможно, сердечко с моими инициалами на земле, и ничего больше, – но от того, что я увидела, у меня захватило дыхание. Вернее, все, что осталось от него после подъема.
Плюшевые мишки – десятки плюшевых мишек всех цветов и размеров – покрывали землю. Из земли торчали белые деревянные кресты, увешанные шелковыми ленточками. К стволам деревьев были прислонены фото Августа в рамках – на некоторых были ребята, которых я знала, обнимающие его и улыбающиеся в камеру. И крошечные белые свечи в намокших бумажных стаканчиках выглядывали там и тут из-под тонкого слоя свежей сосновой хвои.
Злость и усталость, которые я несла на себе на этот холм, улетучились, как воздушный шарик на ветру, и я, чуть ли не в первый раз за неделю, улыбнулась. Слезы защипали глаза, а все тело словно наполнилось тысячей маленьких пузырьков, рвущихся изо рта. Я засмеялась вслух, так громко, что мой смех спугнул птиц на деревьях вокруг меня, и я с изумлением смотрела, как стая взмыла в небо через просвет в деревьях вокруг водокачки. Птицы были прекрасны. Быстрые, изящные и свободные.
Пока я, щурясь, смотрела в белесое, жаркое полуденное небо, я заметила что-то еще более белое. Оно парило, спускаясь на землю, и мягко опустилось прямо к моим ногам. Это было перо. Длинное и густое.
Я подняла перо, поцеловала его, смаргивая сладко-горькие слезы, и прошептала в его пушистые веточки:
– Посмотри на своих мишек…
Поднырнув под желтую ленту, я подошла к водокачке, туда, где была площадка. Поглаживая себя пером по подбородку, я вспомнила наш с Рыцарем разговор тут, много месяцев назад. О том, почему его машина и карманы полны сувениров времен Второй мировой. Может быть, ему будет хорошо в морском десанте. Это даст ему цель в жизни. Продуктивный выход всей его ярости. Ну, по крайней мере, я на это надеялась.
Еще я подумала о том, что сказал Ланс про них с Рыцарем. Может, он сказал это нарочно, чтобы отвлечь меня от того, что я узнала про него с Августом? А может, он ревновал, что я стала уделять все свое внимание кому-то другому после того, как оно столько лет принадлежало ему. Но, глядя на столб дыма, поднимающегося с места, где я впервые встретила Рыцаря, я поняла, что это вообще неважно. Потому что настоящим было то, что было у нас с Рыцарем.