– Джесмин. – Он опять разволновался, при этом краснота на его лице и шее переползла на уши. Боже милостивый, я никогда не видела его в таком бешенстве. Я даже не думала, что он способен так разозлиться, если только он не был на льду и если у него что-то не складывалось на соревнованиях.
Я едва дышала, сожалея о том, что напрасно считала свой тайник надежным местом, и о том, что не засунула листы в ящик с нижним бельем… или не куда-то еще, где было сложнее их найти. Надо было бы выбросить их, но я не была идиоткой: если бы когда-нибудь что-нибудь произошло, мне нужны были доказательства.
Взмахнув руками с опущенными вниз ладонями, я попыталась проговорить как можно мягче, вероятно, даже излишне мягко:
– Успокойся.
Да, это было как нельзя некстати. Он снова потряс бумагами.
– Не говори, чтобы я успокоился!
Ох, твою мать.
– Тебя преследует какой-то маньяк, Джесмин! – опять закричал он, после чего я обрадовалась, что мама с Беном уехали.
Я вздрогнула, пытаясь подумать, что сказать, и ответила:
– Он не угрожал мне…
Откинув назад голову, Иван издал звук, который я в самом деле не смогла бы определить. Рычание?
–
В конце концов я рявкнула:
– Не смей орать на меня!
Если взгляд способен убить, то я была мертва, правда.
– Я ору на тебя, потому что ты получаешь подобные вещи! Почему ты не сказала мне?
Ох. Боже. Мой. Я не была настроена копаться в этом дерьме. Никогда и, безусловно, не в этот момент.
– Я не сказала тебе, потому что это не имеет к тебе совершенно никакого отношения!
– Ты имеешь ко мне отношение! Значит, это меня касается!