– Думаю, с тебя хватит, – сурово сказал бармен, слегка понизив голос и отодвинув от меня бутылку. В его седых густых усах были тайны, ложь и крошки картофельных чипсов. Когда он начинал говорить, усы плясали над его верхней губой, а слова извергались из левого уголка рта. У него были длинные, вьющиеся седые волосы, которые он собирал в пучок на макушке. Стариковский пучок. Наверное, ему уже за семьдесят, но почему-то казалось, что он сохраняет хладнокровие безо всяких усилий.

В отличие от меня.

Каждое утро и каждый вечер, когда я печатал Мэгги ответ, я лгал.

Я закрыл глаза и попытался вспомнить имя бармена. Он много раз представлялся мне, когда я был пьян.

Боб созвучно с «боль».

В последнее время Боб был моим самым близким другом. Я вспомнил, как впервые встретил его две недели назад, когда пришел в его бар. Последнее время я был в полном раздрае. Когда мы встретились в первый раз, я скрючился за столиком в углу. Мои руки были скрещены на груди, а голова повисла на плечах. Я пытался справиться с потоком воспоминаний. Он не задавал вопросов. В тот вечер он просто принес мне бутылку виски и стакан льда – и в последующие вечера тоже.

– Еще, – пробормотал я, но он нахмурился и покачал головой.

– Приятель, время час ночи. Может, тебе лучше пойти домой?

– Домой? – Я фыркнул, потянувшись за бутылкой, которую он отказывался мне дать. Я посмотрел в его голубые глаза, и у меня защемило сердце. «Домой». – Пожалуйста? – умолял я. Я умолял… умолял его дать мне выпить. Какой я жалкий. – Пожалуйста, Боб?

– Берт, – с кривой усмешкой поправил он.

«Черт. Боб созвучно с „болью“, и „боль“ созвучна с Бертом. Его зовут Берт».

– Я так и сказал.

– Нет. Может быть, хотел сказать.

– Да, именно это я и хотел сказать. – Берт. Берт. Берт. Сколько раз я произнесу его имя, прежде чем снова забуду его?

Он сел за стол напротив меня и подкрутил усы.

– Почему ты пьешь? Что ты пытаешься забыть? – спросил он.

Я с трудом сглотнул и не произнес ни слова.

– Все настолько плохо?