– Стоило мне отвернуться на две секунды, а ты уже устроил тут чаепитие, – сказала она.
– Тебе нравится? – Я улыбнулся.
Гости сидели вокруг нас за небольшими круглыми столами. На джутовых салфетках стояли чайники и горки с угощением.
– Чаепитие на кофейной ферме. – Она улыбнулась. – Мне нравится.
Следующие несколько часов пронеслись в пестром вихре. На свадебный пир ворвались изгнанные куры. Родел обнаружила, что во многих чайниках было спиртное. Олонана подвыпил и флиртовал с Гомой. Джозефина Монтати подарила нам свадебную открытку, подписанную детьми из приюта. Я танцевал с матерью Родел. Бахати танцевал с Прической. Потом с Макияжем. Потом с той девушкой, которая отвечает за одежду. Трудно понять, с которой из них он переписывался. Инспектор Хамиси интересовался, выдержит ли электросеть дополнительную нагрузку.
На закате солнца я утащил Родел в хлев, где она в первый раз поцеловала меня. Там, в золотых лучах, я навел на нас «полароид».
– Подожди! Я целый день ждала этого. – Она достала из-за пазухи желтый квадратный листок для заметок.
11 августа – Джек и Родел (ферма Кабури)
11 августа – Джек и Родел (ферма Кабури)
Она держала листок между нами, а мы улыбались в объектив.
Потом мы наблюдали, как проявлялся снимок. Наши лица постепенно проступали на молочной пленке, словно картина, выплывавшая из тумана. Два ярких, слегка засвеченных лица – черный костюм, белое платье, желтый листок между нами.
Мои губы инстинктивно нашли ее губы. Я поцеловал ее. Мою жену. Мою девочку с ореолом из радуги.
– Это хорошо, миссис Уорден. – Я поднял ее и покружил по хлеву.
– Фото? – Она раскраснелась и хихикала.
– Фото. Твоя улыбка. Жизнь. Ты. Я.
– А еще наш малыш, – тихо добавила она, и я поставил ее на ноги.
У меня сжалось сердце, как всегда, когда она говорила о малыше. Я положил руку на ее живот в безмолвной клятве маленькой жизни, растущей там. И почувствовал, как вокруг нас замкнулся круг. Моя величайшая утрата привела меня к моей величайшей любви. Сердца разбиваются, сердца исцеляются. Жизни теряются, жизни бывают спасены.