Я достала телефон и показала маме фотографию лестницы у дома в Биг-Бэр.

– На перилах все еще видны их инициалы. – Она провела пальцами по экрану, будто хотела дотронуться до резьбы. – Ты помнишь Ли?

– Из магазинчика?

Я объяснила, что к Ли меня привел «Мост в Терабитию» и что Уильямс поделился со мной множеством потрясающих фактов об Эвелин, а также рассказал о чувстве вины, терзавшем Билли. Я открыла эпилог «Бури» и показала отрывок, на котором Билли оставил письмо, отрывок, подразумевавший просьбу простить и отпустить его.

– Он хочет, чтобы ты все мне рассказала. Хочет, чтобы я простила и тебя тоже.

Только произнеся эти слова вслух, я осознала, что именно этого Билли и добивался. Билли просил отпустить его. Он также просил меня отпустить эти тайны, положить конец разрухе, в которой он жил.

– Я так и не узнала, почему вы поругались на мой день рождения. Наверняка это как-то связано с тем, что Билли – мой биологический отец, но он ничего мне не рассказывал. Он предоставил эту возможность тебе. Он хочет, чтобы я увидела произошедшее с твоей стороны.

Никто из тех, с кем я общалась, – ни Шейла, ни Ли, ни Берт – не догадывались о том, что произошло между Билли и мамой. Он не говорил об их ссоре и даже в своем прощальном письме не написал об этом ни строчки. Билли сказал, что не знает, как попросить у мамы прощения, но думаю, причина заключалась в другом: он просто позволил ее истории стать единственной версией, известной мне.

Мама закрыла «Бурю» и положила книгу на колени.

– С чего начать?

* * *

«Не понимаю, – сказала мама, когда врачи подошли к ней в зале ожидания. – Угарный газ?»

«Полиция продолжит расследование, чтобы установить, каким образом произошла утечка газа, – отчитались врачи отработанным тоном. – Скорее всего, это связано со снежной бурей».

«Они в порядке?» – Боже, мам, ты прекрасно знала ответ.

Врачи начали с хорошей новости. Билли еще не отошел от кислородного баллона, но его состояние стабилизировалось. Они внимательно следили за его показателями. С кислородом перебарщивать тоже было нельзя, чтобы не возникли новые проблемы. Билли постепенно приходил в сознание, и врачи вводили ему противозастойное средство, чтобы смягчить баротравму и синусит.

«Кессонка, – объяснили врачи. – У водолазов иногда такое бывает».

Доктора обещали наблюдать за ним еще несколько дней, но дальнейший вред для здоровья был маловероятен.

«А Эвелин?» – спросила мама.

В такие моменты невозможно предсказать свою реакцию.

Мама думала, что будет в истерике ломать руки, что упадет в беспамятстве на холодный пол. Но она даже не заплакала. Она не плакала ровно до того момента, пока не увидела, как бездыханное тело Эвелин медленно исчезает под землей. Отец Эвелин хотел провести похороны по католическому обряду. Эвелин была атеисткой. Несмотря на сильный удар, мама сохраняла рассудок и воспротивилась Берту. Билли ничем не мог помочь в тот момент. Он едва ли связывал предложения. Что говорить о полноценной аргументации.