Начальная цена за ужин с Шейлой составляла пятьдесят долларов.
– Я, оказывается, такая доступная, – усмехнулась Шейла.
Несколько людей предложили ставки, но доктор Ховард переплюнул всех. Он выбежал на сцену, покручивая усы, которые отрастил специально для образа Шекспира. Взявшись с Шейлой за руки, он поднял их вверх в знак победы, предварительно покружив ее, как в вальсе. Толпа сходила с ума.
Люди переходили от компании к компании. Я нашла родителей, все еще стоящих у двери, постепенно приобщающихся к установленному ритму толпы. Мама потягивала красное вино и рассматривала зал. Она указала подбородком на зеленые стены.
– Любимый цвет Эвелин. Чем ярче зеленый, тем лучше.
Я обняла ее так, как она всегда обнимала меня, будто никогда не отпустит.
На вечер были запланированы еще три чтения. В одиннадцать заступали друзья Малькольма. Когда Raw Cow Hide вышли на сцену, на полу уже валялись грязные салфетки, столики тонули в пустых бокалах. Мы с Малькольмом стояли у стены, наблюдая за танцующими. Мои родители покачивались в центре: мама в расправленной блузке и папа в потемневшей от пота футболке. Джоани в танце подошла к маме. Взявшись за руки, они ритмично застучали ногами, будто исполняли чечетку. Малькольм спросил, не хочу ли я потанцевать, и мы вышли в круг к маме, папе, Джоани и Крису. Когда музыка закончилась, мы продолжили двигаться под ритм наших пьяных диалогов в ожидании следующей песни. Музыканты замедлили темп, и зазвучали первые аккорды композиции группы Fleetwood Mac.
– Люблю эту песню.
Мама плавно двигалась, закрыв глаза. На ее лице выступил румянец от духоты и двух бокалов вина. За гитарной партией маминого голоса было не слышно, но я видела, как двигались ее губы, как расслабилось ее лицо, я видела, что она все так же могла раствориться в песне, что жизнь ее все еще не сломала.
Я шепотом поделилась с Малькольмом внезапно поразившей меня идеей, после чего он подбежал к гитаристу. Тот кивнул и продолжил музыкальную интерлюдию.
– Мам? Не хочешь спеть с группой?
Мама открыла глаза и остановилась. Ее лицо сковал ужас, когда она увидела, как солист жестом приглашает ее на сцену. Мы с мамой посмотрели друг на друга. Я думала, что ей будет приятно, что она захочет вновь стать центром внимания, бросить вызов предрассудкам о людях ее возраста, с тем же остервенением, с каким Шейла настаивала на бессмысленности подобных попыток, но она испугалась. Группа прекратила петь, и раздавалось лишь инструментальное сопровождение, которое не могло тянуться вечно.
Мы продолжали глядеть друг на друга, словно все вокруг нас исчезло. В зале находились только мама, я и гитарная партия.