– Я бы никогда не причинил тебе боль.
Вот тут ей уже не оставалось выбора; она подняла голову и встретила его взгляд, читая в нем правду. И все же сомнение оставалось. Она наморщила лоб, вспоминая ту ночь.
– Я все помню, – начала она. – Ты…
Тело его напряглось, и она замолчала, на мгновение решив, что больше не вымолвит ни слова.
Нет. Если они хотят жить дальше, правда должна выйти наружу.
– Ты пришел по мою душу, – сказала она. – Я видела кинжал в твоей руке. Видела ярость у тебя на лице.
– Это все предназначалось не тебе, – ответил он. – Я не жду, что ты мне поверишь, но это правда.
– Что-то случилось.
– Да, что-то случилось, – с безрадостным смешком сказал он. – Он сделал выбор.
– Мы всегда знали, что это будешь ты, – проговорила Грейс. – С самого начала только ты. Девон и Уит – всего лишь приманка.
– Они были нужны, чтобы, тренируясь на них, я стал Марвиком, – отозвался Эван, устремив взгляд в потолок. – Чтобы напоминать мне о самом важном. Титул. Род. Практикуясь на них, я должен был стать безжалостным.
И той ночью он таким стал.
Или нет?
Он коротко, иронично рассмеялся.
– Их он тоже учил быть безжалостными. Сейчас он бы ими гордился.
– Меньше всего их волновала его гордыня. – Грейс не собиралась менять тему.
– Она их никогда не волновала, – согласился он, – поэтому их он ненавидел больше, чем меня. – Он взглянул на Грейс. – Но он не так ненавидел нас, как боялся тебя.
Она наморщила лоб.
– Меня? Что, по его мнению, я могла ему сделать? Он был герцогом, а я ребенком. Я жила в имении исключительно из милости.
– Разве ты не понимаешь, Грейс? Это делало тебя еще более пугающей – простая девочка. Сирота, которая вообще ничего не должна значить. Бросовая вещь, то, от чего легко избавиться. Но оказалось, это не твоя судьба. Вместо этого ты ненавидела его со свирепой страстью и холодным расчетом. Ты была блестящей, тебя любили все, кто с тобой встречался, даже не зная правды… что ты младенец, которого крестили герцогом… – Он немного помолчал, а затем, поразмыслив, негромко добавил: – И ты сражалась рядом с нами с отчаянием, которого он контролировать не мог. С момента, как мы прибыли в замок, он натравливал нас друг на друга. Головоломки и игры, поединки воли и физическая жестокость. И он не мог нас сломать. Мы трое держались вместе. Сходились в битве не для того, чтобы победить, а чтобы побороть его. И он ненавидел наше единство, потому что не мог понять, почему ему не удается нас разделить.