— Сначала? — нахмурилась девушка.

— Недаром говорят: «Неправда иногда побеждает, но быстро исчезает».

* * *

Сумрак. Только отблески факелов по стенам, восточная мелодия и аромат благовоний окутывают всё вокруг. Красавица в полупрозрачном восточном костюме танцует перед ним, умело попадая в ритм музыки. Молодой человек сопровождал любое её движение взглядом, в котором горело желание, хотя сама поза, в которой сидел говорила о расслабленности и некой лени. Зейн уже думал присоседиться к женщине, когда голос отца разрушает атмосферу волшебства.

— Зейн, я ищу тебя по всюду, а ты снова прохлаждаешься здесь, — на лице мужчины появляется брезгливое выражение лица, — Я давно говорю твоей матери, что пора искать тебе невесту.

— Ас-саля́му але́йкум, отец, — поприветствовал старшего молодой человек, — Прости, но тут я полностью согласен со своей матерью, я не желаю женится.

— Жениться ты не хочешь. Делами заниматься тоже. Зейн, тебя заботит только это, — мужчина обвел рукой помещение, — Танцы, веселье.

— Что в этом плохого, отец. Аллах, велел людям радоваться жизни.

— Всевышний велел верующим радоваться Его щедрости и Его милости, коими являются Коран и Ислам, потому что они есть самый большой дар для человечества. Что же касается временных утех этого мира и его недолговечных благ, то ликование и безудержная радость по их поводу губительны. Я думал, что, когда ты закончишь обучение, то станешь моей опорой в делах как… — голос Табита затих.

— Как Озаз, — закончил за отца Зейн.

Душу привычно кольнуло болью потери, а горечь вины расползлась по языку.

— Я не он, отец. Мне противно заниматься лошадьми, — Зейну было не просто противно.

Каждый раз, когда он оказывался рядом с конюшнями, он словно заново переживал тот проклятый день, и каждое воспоминание заставляло всё его существо содрогнуться.

— Я не желаю лезть в круги власти, где практически за каждым скрывается лицемерие. Я бы хотел открыть клуб, такой, как этот.

— Клуб? — фыркнул Табит, — Рассадник харама и праздности. Это недостойное занятие для члена нашей многоуважаемой семьи. Озаз бы себе такого не позволил.

Ладонь Зейна сжалась в кулак. За прошедшие четыре года не было и дня, чтобы отец не вспоминал старшего сына. А что еще хуже, не сравнивал Зейна с ним.

— Отец, давайте не будем, — склонив голову, тихо сказал молодой человек.

— Я до сих пор не понимаю, зачем он пошёл вслед за этим проклятым конем, — вздохнул Табит — К тому же, взяв с собой тебя. Зачем?

Сердце в груди Зейна забилось сильнее. Всё это время чувство вины, вместе с ощущением стыда, подтачивали душу Зейна, заставляя мучиться кошмарами, где вороной, словно сама ночь, жеребец нёс смертельно бледного Озаза куда-то в глубь пустыни, а Зейн не мог их догнать, как бы не хотел, потому что пески затягивали его, подобно зыбучим, всё дальше и дальше, пока он с немым криком не просыпался, в холодном поту.