— Ты голодна? — спросил Зейн.
— Нет.
— Тогда кофе? — предложил он.
Хадижа неопределённо повела плечами, наблюдая как светочувствительные диафрагмы с помощью расширения и сужения, регулируют освещение в помещении, оставляя на полу и стенах причудливые геометрические узоры.
— Так ты никогда с ними больше не встречался? С матерью? Отцом? — спросила Хадижа.
— Мама умерла, когда мне было двадцать три, — ответил Зейн, гипнотизируя кофе в небольшой кружечке, принесенное официантом, — А отец как — то он был на открытии моего первого клуба, чтобы ещё раз напомнить, что я позор семьи.
Хадижа вздрогнула. То, что случилось с Зейном, роднило их. Давало ту эмоциональную ниточку, чтобы он стал понятнее, перестал быть таинственным египетским принцем, а превратился в человека, способного понять её.
— Мне очень жаль, — тихо произнесла она, слишком хорошо понимая, насколько пусты эти слова.
Пальцы нервно скомкали салфетку на столе, но были накрыты его теплой ладонью.
— Спасибо, Хадижа, — голос был хриплым, но на губах возникла улыбка, — Но это дела давно прошедших дней. И я рассказал тебе это все не ради того, чтобы ты пожалела меня, а чтобы дать тебе понять, что семейные узы — это одно из самых дорогих, но, при этом, хрупких нитей. Твоя мать, — Зейн вздохнул, — она не ценила этих нитей. Они мешали ей, словно паутина, но я не хочу, чтобы с тобой сейчас происходило то же.
— Я…
— Запуталась? — скорей больше подтвердил, чем спросил мужчина, — Понимаю. И я не прошу тебя в секунду стать другой. Даже больше, я хочу, чтобы ты осталась собой, именно такой, какая ты есть. Не чувствуешь в себе желание носить хиджаб и молиться пять раз в день, это твой выбор, но и ночные гулянки, наркотики и тюремные камеры — не совсем твоё. Я прав?
Хадижа утвердительно кивнула.
— Единственное, что я тебя прошу, это не обрывать связи, не отказываться от семьи, до конца не поняв свои чувства. Не отказывать от… меня, — голос Зейна снизился до шёпота, а девушка вздрогнула.
От его голоса, взгляда и прикосновения по телу проходила тёплая волна. С его словами Хадижа тоже не могла не согласиться.
— Хорошо, я позвоню отцу и, обещаю, громких заявлений о том, что я ухожу из семьи, не будет, — неловко пошутила она, пытаясь сбросить наваждение.
— Я рад, но, как я полагаю, возвращаться домой ты не собираешься?
— Нет, — убрала свою ладонь из его Хадижа, спрятав руки на своих коленях, — Мне нужно еще побыть самой по себе.
— Почему-то я так и думал, — облокачиваясь на спинку стула, улыбнулся Зейн, вытащив что-то из кармана и выкладывая на столешницу.