Вертикаль страсти

Теория заговора

Если отказаться от социально навязанной нам неверной трактовки древних образцов «любовной» поэзии, мы, собственно, не имеем реальных свидетельств того, чтобы любовь, как мы понимаем ее сегодня, существовала ранее двенадцатого века. Следовательно, мы можем утверждать, что не «любовь», а похоть правила миром, который был, по сути, сугубо мужским миром. Коль скоро один из полов вынужден безоговорочно подчиняться воле и сексуальным желаниям другого пола, не возникает никакой нужды в любви, которая, как мы отмечали, есть лишь модель поведения, связанная с похотью, но в конечном счете только оттягивающая акт ее удовлетворения, коитус.

Затем в истории грянули небывалые социальные перемены, существенно повлиявшие на распределение власти между полами; в итоге властные полномочия получил слой образованных аристократок, которые не совсем были к этому готовы, и которым не хватало слов или привычки для прямого выражения собственных половых влечений и генетических потребностей продолжения рода. Они жаждали заявить о своих потребностях и все же боялись удовлетворять их, поскольку в таком случае их почти наверняка ждала смерть. Оказавшись в этой ловушке, они выявили и до предела заострили различие между половым влечением, то есть похотью, и половым актом, то есть совокуплением. И на этом отточенном лезвии меча они принялись играть в изобретенную ими игру, логически парадоксальную и семантически противоречивую. Это безумие они назвали «любовью».

Именно они стояли у истоков культуры разграничения потребности и ее удовлетворения, разграничения голода и пищи, культуры, которая здравствует и по сей день. Это культура, старающаяся до бесконечности задерживать и откладывать момент удовлетворения, момент соития, кульминации, оргазма.

В наш язык вошли слова «роман», «романтический», даже «романс», так как их изобретение первоначально существовало исключительно на романских диалектах (протоязыках) этих «любовных дворов», где и была впервые очерчена «правильная» модель поведения и под чьи дудки мы до сих пор танцуем.

Итак, опираясь на аргументацию, изложенную в предыдущих главах, мы приходим к тому выводу, что «любовь» по сути есть противоестественная, искусственная, синтетическая, пластмассовая эмоция, созданная руками человека, точнее, женщин.

Мы рассмотрели, почему сотворение любви стало необходимым и почему прототипы современных государств в эпоху феодализма были заинтересованы в ее сохранении; но как ситуация выглядит сегодня?

Если бы я рассказал вам о режиме, который вынуждает свой народ голодать, лишает законопослушное население сна, душевного равновесия, здравомыслия, всех прав человека и собственности; который навязывает подданным суровый и непостижимый социальный строй, соблазняет их иллюзией счастья, но наказывает всех, кто не сумел его достичь, жестокими пытками и даже доводит наименее способных до самоубийства; который осуществляет строжайший «надзор за мыслями», не дозволяя никакой свободы, никаких отклонений; который заставляет массы в часы бодрствования тревожиться за свое будущее, доводя их до нервного истощения, подталкивает граждан совершать у всех на глазах самые унизительные глупости, чтобы выставить их на посмешище; который требует, чтобы люди откровенно высказывали все наболевшее, все самое сокровенное в длинных, мучительных, терзающих душу письмах, написанных кровью сердца, а потом берет эти интимнейшие исповеди, хохочет над ними, разглашает их, с упоением повторяет их и рвет их на части, — если бы я рассказал вам о таком режиме, этой диктатуре, фашистском государстве, вы бы ни минуты не сомневались. Это тирания, сказали бы вы.