Не являются ли эти пьесы знаком того, что времена меняются, думал он про себя. Хотя двадцать два года назад церковь тоже решила, что времена изменятся настолько, что в буквальном смысле слова повлекут конец света.

И какое же разочарование принесло наступление нового тысячелетия! Вся эта болтовня, истерия, пиршества и оргии, все эти люди, толпами направляющиеся к аббату на исповедь, самоубийства и пророчества; все ждали второго пришествия Иисуса и конца света. А уж эти бесконечные споры! Отсчитывать ли начало тысячелетия со дня рождения Христа или со дня его смерти? Ожидать ли второго пришествия Христа или наступления царства сатаны? Является ли разрушение мусульманами Гроба Господня в Иерусалиме знамением? Но это произошло в 1009 году. Так, может, тысячелетие наступило только через девять лет? Аббат Эдман, который был тогда молодым пастором, принял участие в движение Мира Господня, пытаясь обуздать распоясавшихся лордов. Конечно, вся эта лихорадка по поводу Судного Дня принесла и свои добрые плоды. Некий богатый барон отдал все свои земли и состояние Портминстерскому аббатству и отправился встречать конец света в Ватикан, надевши власяницу и посыпав главу пеплом. А потом пришло утро первого января 1000 года — и ничего. Обычное холодное утро, со своими делами и заботами.

— Моя поездка прошла хорошо, хвала Господу, — сказал он наконец, надеясь, что эти бессмысленные разговоры не закончатся вновь ее просьбами расписать этот окаянный алтарь, потому что он уже порядком от этого подустал. Ведь сколько раз он говорил ей, что об этом не может быть и речи, — бесполезно. Разве она не знает, что идти против воли настоятеля — это все равно что идти против самого Бога?

Конечно, она это знала, поэтому ни разу не ослушалась. Эта женщина — образец христианского смирения, хотя она и пользовалась возможностью, которую давала исповедь, выплеснуть на него свои бунтарские помыслы. «Я грешна: мне хочется хорошо питаться, — шептала она на исповеди по ту сторону перегородки, — и я хочу, чтобы отец-настоятель привозил мне и моим сестрам больше еды». И он каждый раз игнорировал эти издевательские намеки и назначал ей трижды прочесть «Отче Наш» за грех чревоугодия.

Однако раздражение настоятеля смягчала жалость. Бедная Уинифред! Как только монахини, заезжие дамы и ученицы монастыря Святой Амелии прослышали про новый монастырь и шикарные удобства в нем, они тут же в массовом порядке стали покидать стены обители. А как же иначе? Известно ведь, что стол Уинифред никогда не ломился от яств. Она экономила на дровах и угле и не позволяла заводить питомцев. Гостившие у нее дамы часто жаловались ему на отсутствие нормальных условий. А теперь они жили в новом уютном месте, где всегда горел огонь, а стол за ужином ломился от мяса и вина. Бедная Уинифред осталась здесь, в этих продуваемых залах с жалкой кучкой верных сестер. Если бы не дивные миниатюры, которые они рисовали, он уже давно прикрыл эту ветхую обитель.