Его лицо, с которого уже не сходил смугло-золотистый загар, также было очень привлекательно – и не только правильностью и чистотой линий высокого лба под густыми светлыми волосами, которые он теперь стриг коротко и зачесывал назад, точеным прямым носом, изящно вылепленными губами и подбородком, по-мужски твердым, но с обаятельной ямочкой посредине – не только, в общем, своим эстетическим совершенством, но и присущим ему выражением открытости и доброжелательности. Когда он улыбался – он улыбался, а не просто вежливо скалил зубы, как это свойственно гринго; когда он смеялся – смеялись все вокруг, даже те, кто изначально не имел такого намерения.

Как сказала одна его знакомая дама – лицо ангела, на которого ни боль, ни страдание, ни грехи, свои или чужие, не наложили еще своего пагубного отпечатка. А между тем дам, желающих помочь ему совершить хотя бы один грех, было предостаточно.

Тогда-то и было положено начало великому искусству обращения с женщинами, позволяющему поддерживать с ними нормальные дружеские и рабочие отношения, не давая их мыслям слишком уж устремляться в другом направлении и не обижая их прямым отказом.

Мануэла всего этого не понимала. Она бешено ревновала его к любой замеченной рядом с ним женщине. От того, что он никогда не давал ей ощутимого повода, ревность не становилась менее жгучей. Отсутствие повода говорило, по ее мнению, не о верности супруга, а лишь о его ловкости и изворотливости.

Положение усугублялось тем, что у Мануэлы оказалось слишком много свободного времени. В то время как ее муж работал, занимался спортом, общался с друзьями, читал книги по истории, археологии, философии и древним языкам (он не оставлял надежды вернуться когда-нибудь в штатскую, гуманитарную жизнь), а вечерами и по выходным возился с подрастающими малышками, Мануэле решительно нечем было заняться.

Днем к девочкам приходила няня-англичанка с двумя высшими образованиями – по педагогике и психологии, чопорная старая дева. На Мануэлу она смотрела свысока и редко удостаивала разговором. Всю работу по дому выполняли две пожилые родственницы, надежные, добросовестные, но с таким ограниченным кругозором, что их не удостаивала общением сама Мануэла.

Можно было бы, в принципе, пойти работать, но в Мексике замужние женщины из благополучных слоев общества не работают. Это не принято. Это просто неприлично. А прилично замужним женщинам заниматься светской жизнью, благотворительностью, посещать различные дамские кружки и фитнес-клубы, где инструкторами работают тоже женщины. Мануэлу совершенно не интересовало ни то, ни другое, ни третье, не говоря уже о том, что о фитнес-клубах у нее сохранились самые нехорошие воспоминания с тех пор, как с их помощью она пыталась похудеть.