Лишь присмотревшись, он узнал в этой чужой испуганной женщине свою жену.

И выронил чемодан.

Жена сделала рукой какое-то отстраняющее движение и рванулась к двери.

Он схватил ее за руку. Она затрясла головой и начала вырываться.

– Ада, Ада, успокойся, это же я, – бормотал он, не на шутку встревоженный ее поведением, – что случилось-то? На тебе же лица нет… Умер, что ли, кто?

И тут она напугала его еще больше. Она перестала вырываться, опустилась на пол, как будто ее не держали ноги, и… не заплакала, не забилась в истерике, а просто опустила голову и замерла так, словно подбитая навылет серая птица.

– Кто? Да говори же!

Он опустился рядом с ней.

– Мой муж.

Она произнесла эти слова тихо, но совершенно отчетливо и ясно.

Да она сошла с ума, догадался Борис. Господи, этого еще не хватало!

– Так, давай-ка мы сейчас встанем, пойдем в комнату, и там ты мне все расскажешь, – ласковым, фальшиво-спокойным голосом запел он, с трудом, под мышки, поднимая Аделаиду, – а что это у нас за книжечка? Ага, учебник немецкого… Ну вот и хорошо, вот и умница, я давно уже говорил – надо учить языки, мало ли где может пригодиться. Может, мы с тобой в Германию поедем или в Швейцарию… Да что же ты так дергаешься-то?!

Усадив (или, вернее, уронив) жену в кресло, Борис принялся шарить по ящикам комода в поисках валерьянки или феназепама.

– Борис…

Он замер с таблетками в руках, не решаясь повернуться.

– Борис, я не сошла с ума.

Тогда он повернулся, всем своим видом изображая уверенность и оптимизм.

– Ну, конечно же, нет! Ты просто устала. Шуточное ли дело – столько лет проработать в школе, среди этих… малолетних… в общем, воспитывая наше молодое поколение. У кого хочешь нервы сдадут!

– Борис, – терпеливо повторила она, – сядь.

Он сел.