— Не совсем так, мой дорогой Энтони. Эти годы оставили свой след.

— Наверное, это было неизбежно. Но признаюсь честно, я ничего не заметил.

— Вполне возможно. Вы видите лишь шаловливость и бесстрашие.

— А вы, Аластер?

— А я, мой дорогой, увидел, что скрывается под этим! Я имею все-таки больший опыт общения с прекрасным полом.

— И что же вы увидели?

— Немалый цинизм, которым Леони обязана своей прежней жизни, проблески странной для ее возраста мудрости, глубокую тоску под внешней веселостью, страх и одиночество.

Мериваль опустил взгляд на табакерку и задумчиво провел пальцем вдоль линий узора на крышке.

— Знаете, — медленно произнес он, — я думаю, что вы наконец повзрослели, Аластер.

Его милость встал.

— У меня и в самом деле изменился характер.

— Теперь вы не способны на дурной поступок.

— Не способен. Забавно, не правда ли? — Эйвон улыбнулся, но горечь его улыбки не ускользнула от Мериваля.

Они вернулись в танцевальную залу. Встревоженная леди Фанни сообщила, что Леони и Руперт куда-то исчезли.

Эта парочка и в самом деле потихоньку испарилась из шумной залы, решив передохнуть в небольшой комнатке. Руперт раздобыл миндальный ликер, и они устроились в уголке, радуясь тишине и покою. Тут-то молодых людей и разыскала мадам Вершуре, известная всему Парижу интриганка. Некогда эта красивая мегера пользовалась благосклонностью Эйвона, а потому теперь изнемогала от ненависти к воспитаннице его милости. Она остановилась перед Леони и злобно уставилась на девушку.

Руперт встал и сдержанно поклонился. Мадам де Вершуре присела в реверансе.

— Так это и есть знаменитая мадемуазель де Боннар? — едко осведомилась она.

— Да, мадам. — Леони встала и в свою очередь сделала реверанс. — Прошу простить мне мою рассеянность, но не могу вспомнить ваше имя.

Руперт, решив, что дама — одна из подружек Фанни, ретировался, и Леони осталась с глазу на глаз с бывшей пассией Эйвона.

— Поздравляю вас, мадемуазель, — прошипела мадам де Вершуре. — Похоже, вам посчастливилось больше, чем мне.