– И что ее вызвало?
– Ее очки от солнца. Эмори спросила меня, помню ли, как она в течение дня рассказывала, что они были сломаны.
– Она позвонила тебе на рассвете, чтобы поговорить об очках от солнца?
– Потому что ты спросил, когда их склеили.
– Иисусе, ее действительно заклинило на этом. Вечером она спросила меня об этом.
– Эмори гадала, откуда ты узнал, что очки разбились при падении.
– Я этого не знал. Мне было известно лишь то, что в пятницу она уехала из дома в целых очках. Вчера я заметил, что дужка склеена, – он выждал десять секунд и продолжал: – Элис, почему она… Почему она звонила тебе в панике из-за такого безобидного пустяка?
– Для нее это не было безобидным пустяком. Эмори решила, что ты проговорился, когда спросил ее о них. Задав это вопрос, ты, с ее точки зрения, выдал себя.
– Боже всемогущий, – воскликнул Джеф театральным шепотом.
– Я сказала ей, что она просто дала волю своему воображению, но, когда мы уже заканчивали разговор, Эмори все еще не была в этом уверена.
– Моя жена – воровка, которой приятнее в компании беглого преступника, но она обвиняет
– Когда я с ней говорила ночью, я не знала о краже со взломом и обо всем остальном. Но и без этого Эмори вела себя нерационально. Я предположила, что она перекладывает на тебя свою вину.
– Ее вину за кражу со взломом?
Элис не ответила.
– Или вину за что-то другое?
– Джеф, я не могу…
– Эмори переспала с ним, верно?
Элис промолчала.
Он фыркнул: