— Я в туалет. Надо мне…

На пороге жуткого как камера пыток туалета Жека достает из кармана трубку. Нет сети, толстые стены блокируют сигнал. Жека по кирпичам проходит к окну, поднимает айфон выше. Вроде появились две палки, еще одна, третья, скачет туда-сюда. Ну, давай же ты, сука!

— Ай, блядь!

Правая нога соскакивает с кирпича. «Гриндерс» погружается в плотоядно чавкнувшую жижу, но не полностью — Жека успевает выдернуть ногу. Вот ведь!

А кому звонить? Куда? В «02»? А как звонить туда с мобильника? И что он там скажет? Жека обливается холодным потом. Паника в нем нарастает.

И тут айфон начинает вибрировать.

Входящий.

24. Качели

24. Качели

Два часа. Волчья полночь отступала как море при отливе, уносила шутки и разговоры, оставляя после себя слипающиеся веки, путающиеся мысли и желание закрыть глаза и уснуть — уснуть-уснуть. Трое копов — Новопашин, Костров и прикомандированный к ним Саша Чернов, похожий на китайца совсем молодой еще оперативник из ФСКН — боролись со сном в прокуренном салоне УАЗа — «буханки», прячущейся в морозной темноте. Человек, которого они ждали, полгода назад был объявлен в федеральный розыск. Убийство с отягчающими (попавшим под руку велосипедным насосом до смерти забил мать двух несовершеннолетних детей), распространение наркотиков. Стукач — случайно взятый патрулем бегунок-«джон»[43], у которого от страха перед приближающейся ломкой развязался язык — сдал убийцу, сказав, что тот должен на днях появиться у одного своего приятеля, проживающего в частном доме в Парголово. И вот — третья ночь в засаде. График на износ — утром они сбивали сонливость, накоротко отсыпаясь дома, с обеда работали по другим делам, мешая кофе с «кока-колой», ночью вновь ехали в пригород, сменяя дневную опергруппу.

Мартовские сумерки постепенно сгущались, скрывая новостройки, неумолимо наступающие на индивидуальное строительство, оставшееся с советских лет. К десяти вечера поселок как будто бы вымирал, на улицах изредка мелькали лишь силуэты передвигающихся стаями как какая-то нежить гастарбайтеров и злых весенних собак. «Псы тут такие, что, того и гляди, накинутся и изнасилуют», — говорил Миха, осторожно вылезая из «буханки» по нужде. — «Или откусят чего…»

Все, о чем можно было переговорить и что можно было обсудить, переговорили и обсудили в две предыдущие ночи. Пытались спать по очереди (один спит, двое дежурят), но заснуть и не просыпаться на неудобном скрипучем сиденье получалось только у Кострова. Он, по большей части, и спал. Марк и Саша, чтобы не заснуть, выключали печку, открывали окна, впуская в УАЗ холодный воздух. Невидимые в темноте банки из-под бесполезного «Burn», сминаясь, хрустели под ногами. Энергетик скрипел на зубах, превращался в налет, покрывавший нёбо, но сон не прогонял. В какой-то момент оказалось, что Марк задремал. Понял он это, когда в полудреме подумал: «А вдруг все заснули». Короткий, обжигающий органы чувств, всплеск адреналина заставил его вздрогнуть, вскинуть голову, уткнувшуюся подбородком в грудь, и распахнуть глаза.