Кот в это время успел забраться на диван, свернуться калачиком или, вернее, гигантским калачом и положить себе хвост под голову.

– Когда ты едешь? – спросила она.

– Вылетать можно уже завтра, – ответил Гущин. – Через одиннадцать дней я вернусь. Закончим формальности, и я посажу её на самолёт. У нас сегодня политбюро какое-то. Целоваться мы не будем?

– Да как-то неудобно при нём. – Иевлева показал головой на кота. – Мне ещё надо к нему привыкнуть. Он ходит в песок?

– В песок! – ответил Гущин. – В самый его центр. Это очень чистоплотный кот. И у него есть масса других достоинств. Я привёз ванночку для проявки фотографий. Мы в неё насыплем песок. Он эту ванночку знает. Я даже принёс с собой мороженого хека, к которому он привык. Дурацкая какая-то ситуация. Как-то через всё это нужно пройти. Сделай так, чтоб хоть кот сильно не переживал.

Иевлева подошла к Гущину, обняла его за шею, поцеловала в губы и сказала:

– Я сначала сделаю, чтобы он сильно не переживал, потом сделаю, чтобы ты сильно не переживал. Она уедет в Израиль, куда давно уже хотела, и найдёт себе горячего семита, какого-нибудь дирижёра. И пока тот будет дирижировать оркестром, родит ему ребёнка. И заведёт себе другого кота. А этого будет вспоминать. И тебя будет вспоминать. Ничего, как-то это всё образуется.

Потом Гущин уехал собираться. А серый кот Рыжик, он же Барсик, он же Тутанхамон, тихо мяукал во сне и дрыгал лапой. Ему снится, подумала Иевлева, что он преследует мышь.

Глава 21. Участковый и Степан пошли смотреть на свет

Глава 21. Участковый и Степан пошли смотреть на свет

Участковому был совершенно непонятен источник света, который хотя и очень слабый, но стоял над подземным озером. Первое впечатление, когда гас фонарь, было впечатление полной темноты. Но когда глаз привыкал к ней, какое-то сияние, исходящее сверху, позволяло ориентироваться и видеть гладкую, как зеркало, поверхность озера и волнения этой поверхности, если они возникали.

Степан учил его ориентироваться под землёй, передвигаться безопасно, вслушиваться в тишину. Всё это нужно было для того, чтобы услышать крокодила, когда ещё можно будет спрятаться, отойти, переждать и т. д.

Участковый как-то спросил Степана, откуда берётся этот свет. Степан засмеялся и сказал:

– Пойдём, покажу тебе. Заодно и сам посмотрю.

Они шли вдоль озера примерно четыре дня. Конечно, мерять здесь время днями было неправильно, потому что солнце не вставало и не садилось. Но они оба были оттуда, где оно вставало и садилось, и другой меры времени не знали. Спали в спальных мешках. Когда ложились спать, участковый спросил: