Не хочу ничего знать! Хватит с меня всего этого треша! Порывы ветра бьют в лицо. По газону скользят, скачут, кружатся над ним разбросанные бумажные листы – словно живые. Завтра утром не останется ни одного. Нужно всего лишь дождаться утра.

Закрываю дверь. Достаю из духовки лазанью, которую готовила к приезду Терри. Нужно всего лишь дождаться утра…

Сервирую стол для одного человека. Наливаю в бокал вина до краев. Сажусь, расправляя на коленях салфетку. Нужно всего лишь дождаться утра…

Кладу в рот кусок. Жую, не ощущая вкуса, и отрешенно смотрю перед собой. Отодвигаю тарелку.

Поднимаюсь по лестнице в спальню, снимаю платье и ложусь в кровать. Укладываю руки вдоль тела поверх одеяла. Нужно всего лишь дождаться утра…

А потом проснуться и понять, что все произошедшее было только ночным кошмаром.

* * *

Я вижу старика с виолончелью. У него волосы и глаза такого же цвета, как у меня. Он что-то бормочет и поднимает смычок – выше и выше, как погонщик скота поднимает плеть. Сейчас смычок обрушится на струны, и в тот момент, когда воздух пронзит первый звук, я сойду с ума. Но музыка не начинается. Кто-то берет виолончелиста за руку и забирает у него смычок. Это девушка-подросток, дочь Боунса. Ох, как же она похожа на мать – то же лицо, такая же тонкая белая кожа, просвечивающая синевой на висках и запястьях.

«Создать храм, – говорит мне Оливия, качая головой, – наполнить его сакральными вещами, достать из мусора все до последнего обмылка и вернуть на место. Жить в этом храме, хранить память о его божестве, спать в его кровати, бредить им. Но стоит твоему божеству прийти в твой храм и обратиться к тебе – и ты выставила его за дверь. Интересно».

– Он не мое божество.

«Тогда что ты здесь забыла? В этом доме, в этой постели. И зачем тебе эти диски, разбросанные вокруг кровати?»

– Он не мое божество, он всего лишь наркотик, от которого я завишу. Этот дом не храм – он всего лишь притон, пропитанный опиумными парами. А ты – порождение моей фантазии, Оливия.

«Может быть. Но это не значит, что порождения фантазии не могут обладать здравым смыслом. Что если я – последние осколки разума, которые у тебя остались?»

Безумный виолончелист снова поднимает смычок, как оружие. Но Оливия берет его за руку и уводит – в серую дымку, затягивающую все вокруг.

«Незачем, – говорит она виолончелисту. – Она сойдет с ума и без твоей музыки. Тишина тоже может быть невыносимой».

Распахиваю глаза, в комнате полумрак. За окном совсем стемнело. Небо припорошено звездной пылью. Я спала долго, хотя кажется, будто всего пару минут. Сажусь на кровати, и все произошедшее обрушивается на меня, как штормовой вал.