Необходимость была, чтобы соперничать с отсутствующей Мехрун-Ниссой, Салихе Бану требовалось немедленно начать учиться многому, но она решила, что, если уже стала агачи, а вдова поспешно уехала, значит, дело сделано. Когда молодая женщина поняла, что не может сравниться с Мехрун-Ниссой в образованности и способности мыслить не только как обитательница зенана, но и чисто по-мужски, было поздно.

Но до этого прошло еще немало времени.

А пока падишах с удовольствием слушал ироническое описание нынешнего состояния Аллахабада, сделанное Мехрун-Ниссой в письме к брату. А потом обсуждал с отцом вдовы ее просьбу поскорей прислать перевод «Бабур-наме» — воспоминаний Великого Бабура, написанных на родном ему чагатайском наречии и по приказу Акбара переведенных на фарси.

— Мне предоставили новый список «Хумаюн-наме», — похвастал падишах. — Я мог бы подарить его Мехрун-Ниссе, если она столь любопытна.

— Думаю, моя дочь была бы безмерно благодарна вашему величеству. Она действительно любознательна, как вы заметили. Мехрун-Нисса написала, что гнездо журавлей не пустует, там новая молодая пара птиц. Я не знаю, какое именно гнездо она имеет в виду…

— Зато я знаю! Отправь в Аллахабад гонца, пусть возвращается в Агру, нечего ей делать в Бенгалии.

Но Мехрун-Нисса предвидела и это, отец развел руками:

— Боюсь, ваше величество, что Мехрун-Нисса уже давно в пути. Она написала в день своего отъезда из Аллахабада, письмо пришло неспешно три дня назад. Пока гонец доберется, караван будет уже у Бардхамана, скоро сезон дождей, когда ехать просто невозможно.

— Хорошо, — нахмурился раздосадованный Джехангир, ему уже мерещилась стройная фигура Мехрун-Ниссы среди деревьев сада и слышался ее мелодичный голос. Вот с кем интересно беседовать! Она и девчонкой была умней многих мальчишек. Надо же — женщина просит прислать ей «Бабур-наме»…

Падишах вспомнил Салиху Бану, которую совсем не интересовали его предки, и раздражение усилилось.

Гияз-Бек был достаточно умен, чтобы понять, что именно вызвало досаду падишаха. Он посоветовал сыну пока не упоминать имя Мехрун-Ниссы. Нельзя, чтобы оно звучало то и дело, пусть падишах сам спросит о вдове.

Асаф-Хан согласился с отцом, хотя ему не очень нравилось стремление сестры вернуться в Агру.

— Кем она будет, снова придворной дамой Салимы или вообще Салихи Бану? Это же унизительно.

— Думаю, твоя сестра метит в жены падишаха, — усмехнулся в редкие усы Итимад-уд-Даула.

— Двадцатой?

— Любимой.

Хуррам был приятно удивлен письмом от любимой. Арджуманд не спрашивала его о Кандагари Махал, не заставляла сравнивать себя с ней. Зато живо описывала Аллахабад, некоторые замеченные особенности в поведении местных индусов, шутливо рассказывала, как они почти застряли из-за неловкости погонщика слона, жалела, что не может с ним вместе полюбоваться красотой здешних мест, где сливаются две великие реки.