Она встала, взволнованно прошлась, насколько позволяли крошечные размеры номера, снова села, пальцы рук сложены в какую-то мудру.
— Здесь, в Варанаси, души, улетая в небеса, оставляют на Земле все бренное, земное, тягостное. Потому здесь так грязно, дымно, тяжело и светло одновременно.
Насчет «светло» я могла бы поспорить, белые постройки Варанаси были такими же серыми и ржавыми, как и в Мумбаи, как в Агре, как везде в Индии. Влажная жара не оставляла шансов на белизну даже для гранита Тадж-Махала, его то и дело чистили.
— Пойдем, я покажу тебе Варанаси.
Мне вовсе не хочется после стольких смертей и убийств изучать город мертвых.
— Покажу место моего погребального костра. Или боишься? — продолжает Амрита.
Ничего я не боюсь и поэтому соглашаюсь.
Стоит выйти на берег Ганга к так называемым гхатам — ступеням к воде, на которых копошится множество людей, как я понимаю, что Индии не знаю вовсе. Даже после экскурсии, устроенной Радживом, не знаю. Честно говоря, и не испытываю желания узнать.
Амрита кого-то приветствует, складывая ладони, в ответ приветствуют ее. Мне приходится следовать ее примеру. Люди доброжелательны, они даже улыбаются. Как можно улыбаться, если рядом столько смертей?
Мы проходим мимо огромных дровяных складов — корявые сучья сложены ровными стопками. Костры требуют дров, потому их доставляют сюда со всей округи и не только и вот так складывают. Идет торг, хотя торговаться здесь не принято, цена установлена, похоже, четкая.
Это действительно одно из мест силы на Земле. Меня охватывает странная смесь умиротворения и беспокойства. Амрита коротко объясняет:
— Здесь понимаешь, что смерть — это не страшно, а жизнь вечна, и одновременно начинаешь оглядываться, так ли прожила то, что уже удалось. Перед Вечностью нельзя ни суетиться, ни оставаться равнодушной.
Мы действительно проходим недалеко, встречая по пути несколько процессий с завернутыми в полотна трупами, которые индусов не только не пугают, но и не беспокоят вообще.
— Маникарника — главный гхат, где сжигают переходящих в иной мир. Есть еще Харшичандра и другие, но этот самый большой.
Площадки ступеней действительно большие. На них костры — от трех до восьми. Есть большие костры — они подальше друг от друга, есть совсем маленькие, из которых торчат несгоревшие ноги — у кого на сколько дров хватает денег.
Спокойно расхаживают крепкие суровые мужчины — это каста Дом, неприкасаемые, которые выполняют самую грязную работу, в том числе и такую — сжигать трупы. На ступенях совсем рядом с догорающими родственниками сидят мужчины, среди них довольно много бритых наголо.