Я обиженно выпятил челюсть, скривился:

— Ну и что ты предлагаешь, такая умная?

— Надо заходить с другой стороны, люди никого не интересуют, — она сделала загадочное лицо и мхатовскую паузу, — весь мир помешан на вещах, вещдоки не врут, а там их полные катакомбы! Мы очень, очень тихо проберёмся туда, кое-что возьмём с собой, остальное снимем на камеру, отдадим материалы Энверу…

— Да что ты в него вцепилась? — я перебил её, она так говорит об этом мужике, что он мне уже заочно не нравится. — Что, других мало? Должен быть какой-то специальный отдел по борьбе с торговлей людьми, или там с контрабандой, не знаю. Зачем тебе именно этот следак?

— Он — то, что надо, поверь, я разбираюсь в людях. — Она опять поправила волосы, каким-то таким кокетливым жестом, не для прически, а просто чтобы поправить… ух, как же мне это не нравится!

— Что он такого может, чего не могут остальные?

— Я ему доверяю. Одно то, что он приехал, когда я позвала и то, что его за это уволили, уже о многом говорит-скажешь, нет?

Я не нашёл, что возразить. Она победно сложила руки на груди:

— Как думаешь, тот проход, через который мы ушли, завалило?

— Скорее всего.

— Тогда пойдём через море, нужно взять напрокат катер и наверное, акваланги… купить хорошую камеру с подсветкой, вообще взять мощные фонари и запас воды. — Она рассуждала с таким видом, как будто на пикник собирается, я покачал головой, запрокинул лицо к потолку:

— Женя, не выйдет туда прийти и всё пофоткать. После того, что мы устроили, там скорее всего натыкают охраны, камер и датчиков движения, нам всё равно придётся прорываться с боем. Сходим к шахте и заберём оружие…

— Оно не понадобится, — она махнула рукой, судя по взгляду, продолжая составлять список для пикника, — зачем лишний вес таскать, пистолетов вполне хватит.

— Женя, блин!

Глубокий вдох и…

«…чашка летит с размаху об пол, разбивается, забрызгивая оранжевым драный ковёр.

— Молчи и делай как я сказал, женщина! Я лучше знаю, как воевать с мужиками!

Она смотрит на меня расширенными от страха и удивления глазами, молчит и…»

…выдох. Я открываю глаза, очень, очень осторожно ставлю чашку на стол. Не поднимаю взгляд, не дай бог увидит — испугается.

Я никогда так не сделаю и такого не скажу. И не только потому, что это не комильфо — так себя вести… просто я знаю, где-то глубоко в душе даже уверен, что последствия от такого поступка будут очень болезненны для моего самолюбия. Потому что она не будет молчать и делать, она конкретно и без купюр объяснит мне, кто я тут без неё такой. Битый ногами и жизнью голодранец без документов, без знакомых, без денег, культуры не знаю, языка не знаю, ни местного, ни какого другого. И никому не нужен, никто за меня не поручится, никто не будет искать. Пропал человек — вышел из дома такого-то числа и не вернулся, всё, закрыли дело. И если бы не она, меня прикопали бы ещё на «Чайке», или утопили на яхте, или мы бы просто не связались с полицией, или нас бы нашли и ещё месяц выясняли, кто мы такие и надо ли нам помогать. Я, может, вообще бы в тюрьме местной уже сидел, за многочисленные убийства граждан страны… А так — пришла девочка-Женечка, поулыбалась кому надо, на ихнем пошпрехала — порядок, мы лучшие друзья, заходите-располагайтесь.