Мы сидели по-турецки, глядя друг на друга.

– Я помню, – продолжал Джек, – горели рождественские огоньки, и Олдридж стоял напротив очень яркой витрины, мне были видны его глаза. Я ему тогда не ответил и потом никому ничего не рассказал. Видимо, Олдридж тоже.

– А почему? Разве это не провокация? Полиция могла бы понять.

– Как я кого-то застрелил, потому что мне намекали на обстоятельства, связанные с младшим братом? Это могло сделать только хуже. Ты же не знаешь, как оно на самом деле. Полиции – ей абсолютно наплевать. Если произошла провокация – значит, была не только оборона. Да и они бы все отрицали…

Они все создавали алиби друг другу, так что никого никогда ни за что бы не осудили. Все было отлично состряпано, и если даже доходило до суда, присяжные им верили. Поэтому они и могли вот так нам угрожать прямо посреди улицы.

– Так что же?

– Тогда я составил план. И в тот вечер оставил дверь открытой – настежь. Мама с папой в тот день ушли, а Дэйви был наверху, занят своими делами. Оставлю дверь открытой, думал я, и с ними разберусь. Напугаю.

Я ждала, но Джек несколько минут молчал. Слышно было только его глубокое и ровное дыхание.

Плакать он перестал, хотя руки у него дрожали.

– Прости, – сказал он. – Очень тяжело… снова это переживать. В тот день моя жизнь изменилась навсегда. Стала намного хуже.

– Не навсегда, – возразила я тихо. – Так не должно быть.

Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Глаза его были спокойны. Не бегали. Может быть, он и не лгал.

Мы пересели на софу.

– Я их не боялся, – сказал Джек, откидываясь назад.

Он снял туфли – это было приятно: Джек чувствовал себя как дома, и остался в носках с рыжими котами.

– Не думал, что они меня тронут. Я опасался, что они будут грабить нас снова и снова, наш дом не будет нашим. Дэйви будет их бояться, они его обидят. Вот таким был мой страх.

– Да.

– Вот я и оставил дверь. Самую доступную. Когда-нибудь покажу тебе, если захочешь. Это было на вершине холма.

– Я видела на фотографии.

– Конечно, видела, – он слегка улыбнулся. – В общем, очевидно было, что дверь открыта. Я сидел…