Не дождавшись ответа, он сказал:

– В ванной есть чистые полотенца и новая зубная щетка. Тебе нужно что-нибудь еще?

Да. Я хочу, чтобы все стало как прежде, чтобы мы снова были вместе и не расходились по разным комнатам.

– Спокойной ночи, Дамиан.

– Спокойной ночи, Скай. – Он закрыл за собой дверь.

Я упала пластом рядом с дочкой.

Комната больше не выглядела девчачьей. Розово-кремовые обои уступили место другим, с яркими цветными пятнами на светлом, нейтральном фоне. Одну из стен занимала меловая доска, испещренная партиями в крестики-нолики. Крестики Дамиана, нолики Сьерры. Встроенные книжные полки остались прежними, разве что Дамиан обновил на них краску. Мой взгляд задержался на бумажных лебедях, рядком выстроившихся на полке: забавная вереница корявых поделок Сьерры. Я удивилась, насколько они с Дамианом сблизились за столь короткое время. Комната выглядела так, будто оформлением руководила дочка. Во всем здесь чувствовался ее характер.

Я встала с кровати и собралась уже снять брюки, как вдруг увидела за окном Дамиана. Он шел по дорожке, ведущей к зданию, где раньше жила прислуга. Силуэт исчез за деревьями: немного погодя в одном из окошек флигеля зажегся свет. В комнате МамаЛу. Я пошла чистить зубы, гадая, что задумал Дамиан. Когда я вернулась, огонек все еще горел. Немного поразмыслив, я надела туфли. Мне захотелось увидеть комнату, где жила МамаЛу. Она отказывалась впускать меня туда – мол, не следует мне гулять у флигеля. И вот наконец представился случай туда зайти.

Дверь была открыта.

– Дамиан? – Я заглянула в комнату.

Его там не оказалось.

Передо мной предстала тесная комнатка, почти без мебели. С потолка свисала одинокая лампочка. На заправленной кровати грудой лежала одежда. Жестянка с надписью «Лаки Страйк» покоилась на полке видавшего виды комода. Дамиан бережно хранил коробочку – последнюю нить, что связывала его с матерью.

Теперь я поняла, почему МамаЛу не хотела показывать мне свое жилище. У меня в голове не укладывалось, что она вместе с сыном ютилась в крошечной каморке, когда множество комнат в особняке пустовали. В отличие от Дамиана, в детстве я не понимала, какая пропасть лежала между нашими семьями. Он же познал обратную сторону соседства с богачами на собственной шкуре. Поэтому ему не позволяли приходить ко мне на день рождения, поэтому он сидел в буфете, в то время как меня обучали на дому. На его месте я бы возненавидела жизнь в тени шикарного особняка, возненавидела богачей, их яства, сверкающие автомобили и вечеринки с громкой музыкой. Я бы не выдержала, если бы мама оставляла меня одну, чтобы сидеть с другим ребенком, а Дамиан относился к этому спокойно. Он полюбил меня. Не жалуясь, не завидуя, он принимал свою участь как должное – и продолжал принимать, пока у него не отобрали последние крохи.