Женщина помолчала, а когда заговорила вновь, в ее голосе больше не было злости, только эхо былых горестей.

– Мои надежды разбивались сотни раз, твоя – лишь один. И поэтому ты чуть не убила ребенка?

Теперь уже покраснели не только руки Альруны, но и ее лицо. Да, ей было стыдно за содеянное перед родителями, перед Ричардом, даже перед Гуннорой, но никогда еще она не чувствовала себя столь мерзко.

– Когда мы хотим завести ребенка, – прошептала Сейнфреда, – мы на самом деле жаждем лучшего будущего. Это желание не порождается самолюбием, ведь лучшее будущее не принадлежит нам, но нашим детям. Нам же остается лишь надежда. Надежда, но не право на ребенка.

Сейнфреда встала и медленно направилась прочь. Она покачнулась.

– Сейнфреда! – Альруна вытащила сорочку из воды и метнулась за женщиной. – Сейнфреда!

Та остановилась, и ее голос вдруг прозвучал хрипло, как у Гунноры.

– Ты кружишь над своей бедой, но когда-нибудь она затянет тебя в мрачные глубины, словно водоворот в бурной реке. Ты должна перейти эту реку, понимаешь? Найти брод, и пусть ты вымокнешь, но твоя голова не уйдет под воду, ты сможешь дышать, и у тебя хватит сил добраться до другого берега. И, может быть, на том берегу не станет лучше, зато твоя одежда быстро высохнет на солнце.

Альруне почудилось, будто лучи солнца уже гладят ее кожу, проникая сквозь густую листву.

– Мне очень жаль, – смущенно сказала она.

– Чего тебе жаль? – Сейнфреда была неумолима. – Что маленький Ричард еще жив? Что Ричард любит Гуннору? Что тебе приходится жить у меня?

– Нет, – пробормотала Альруна. – Мне жаль, что ты бесплодна.

Лицо Сейнфреды смягчилось, слезы потекли по щекам – не первые и не последние слезы в ее жизни.

И если бы эти слезы упали в воду, поняла Альруна, она бы прояснилась. Но слезы капали не в ручей, а на руки Альруны. Та обняла Сейнфреду, прижала к себе, погладила по дрожащим плечам.

– Это несправедливо, – пробормотала Сейнфреда. – Просто несправедливо. Я никогда не думала о себе, только о моих сестрах. Я вышла за Замо только ради них, терпела Гильду, поскольку от наших с ней отношений зависела судьба моих малышек. А теперь мне приходится жить вдали от них, и у меня нет ребенка, который примирил бы меня с этой утратой.

Альруне вспомнилась ее давнишняя клятва: она готова была отказаться от Ричарда, от его любви, от детей, только бы он остался жив. Подобную жертву принесла и Сейнфреда, и обе жертвы были напрасны, ведь никто не признал их величия, не было никого, кто принял бы их. Только сами эти женщины могли найти в себе силы отринуть горечь бессмысленных клятв.