– Бери что хочешь! – сказала Мерседес.
У неё был ужасный вид: чёрные круги под глазами, живот уже был очень заметен.
– Может, оставим всё по-прежнему, Аугусто? – сказала она, подойдя к нему. – Прости меня, ведь я тебя люблю. Я не думала, что мой поступок вызовет такие ужасные последствия. Я хочу любить тебя по-прежнему.
– А я уже говорил тебе, что ты не знаешь, что такое любовь… – Аугусто отстранился от неё и начал снимать картину. – Тебе только казалось, что ты нашла во мне подходящего дурака, а если бы я был нищий, ты бы тоже любила меня? И также унижалась?.. И захотела бы иметь от меня ребёнка? Что бы ты сделала с этим ребёнком?
– Не надо говорить такие жестокие вещи, человек сам себя не знает. Я не знала, что так сильно тебя люблю.
– Да, ты сейчас в отчаянии, верю. Но я не верю, ни единому твоему слову. И не хочу слушать это враньё. Поэтому я больше не приду сюда. – Аугусто подошёл к ней, потрепал её по щеке. – Не плачь, не надо, не унижайся, сохраняй гордость. И знаешь почему? Это единственное, что у тебя осталось!
В дверях Аугусто столкнулся с Родриго.
– Успокой сестру, ей вредно так плакать, – сказал Аугусто.
– Родриго, я сделала самую большую глупость в жизни: он никогда не вернётся ко мне.
– Ты права, – жёстко сказал Родриго. – Но ведь ты всегда поступала сама так с людьми, и, если они уходили от тебя, ты никогда особенно не огорчалась, сестрёнка. А теперь Аугусто сделал так с тобой.
– Но ведь я люблю его! Я поняла это только сейчас, и я страдаю не из-за того, что потеряла деньги и другую жизнь…
– Я тебе верю.
– А знаешь, почему всё это случилось? – спросила Мерседес.
– Почему?
– Потому что мы ничего из себя, не представляем. Мы – никто. Господи, что же плохого в том, если хочешь жить по-человечески? – Мерседес опустилась на колени перед распятием.
– Не лги хотя бы перед Спасителем. Ты ведь давно получила всё, что желала, Мерседес.
– Я боялась снова всё потерять, – повернула к нему Мерседес своё лицо от распятия.
– Не отрекайся, сестрёнка, молись, чтобы Спаситель ещё раз помог тебе! – Родриго тихонько вышел из дома.
За ужином Венансия озабоченно поглядывала на сына: Конрадо ничего не ел.