Он спускался по лучу ледяной зимней луны, огромный и безликий — само воплощение Забвенья, безжалостного врага не столько бренного тела, коему так или иначе суждено умереть и рассыпаться в прах, но светлой гостьи сего смертного дома, души. Лишь арфист Аннуина мог стереть память о ней в думах и сердцах потомков, и тогда гибла она сама, запутавшись в глухих сетях безразличного незнания о ней и ее былых деяниях. Это было страшнее всего, что могла создать самая вычурная фантазия сказителя.

Воины Верховного крепко запирали ворота крепости, люди укрывались в своих домах, зная, что ни щиты, ни остро заточенные спатхи, ни доспехи фианов не будут в мерцающую ночь иметь своей силы. Дружина короля собиралась в пиршественном зале и мрачно пировала, пытаясь отчаянными песнями заглушить страх и тревогу.

Тем временем снаружи, как всегда, начинали разливаться звуки волшебной арфы, и пение гигантской тени было преступно прекрасным. Чарующий голос и хрустальный звон струн колдовского инструмента проникал сквозь стены домов, навевая сон. Люди падали там, где заставали их звуки нездешней песни, и засыпали крепким сном. И тогда Аиллен беспрепятственно вливался в жилища, застывал над спящими всей своей темной фигурой, не имеющей ни формы, ни содержания, если не считать прекрасных рук, длинные пальцы которых продолжали перебирать золотые струны. Там, где у людей находится рот, у призрака разверзалась пасть, изливая потоки пламени, и если кто-то из смертных успевал проснуться, он тут же был застигнут тайным заклятием и пропадал из этого мира навсегда вместе с обратившимся в дым арфистом…

— Владыка Аннуина бессилен в этот день и в эту ночь в мире смертных, ограничения были наложены в незапамятные времена, — пояснил друид. — Лишь тот, кто носит его имя и его приметы на себе, но не является им по сути, способен избавить мир от чудовища. Однако дружина не примет инородца — спаситель должен быть кем-то из своих. Им станешь ты, Араун…

Юноша в недоумении обратил взгляд на старца:

— Но я всего лишь начинающий художник, хранитель Финегас!

— Это ничего. Кому, как не тебе, вступить в битву с Забвением? Твоя матушка — певица и сочинитель, а духа в ней столько, что хватит и на дружину. Из художников иногда получаются воины на загляденье, главное тут — знать, как к вам подступиться, — мягко улыбнулся друид, и вокруг его светлых глаз собрались тонкой сетью лучики морщин. — Я сам стану тебя учить в ближайшие полгода»…

— Эй, Оттавио! Там твоя сестра ищет тебя, с ней приехала какая-то синьора!

Задорно прыгавшая босиком в чану с виноградом, Джен осеклась на полуслове, одернула подоткнутый подол, а Эрнеста, отбросив косу за спину, как ни в чем не бывало продолжила топтать исходившие волшебным ароматом черные гроздья. Оттавио повертел в руке заточенный кол и недовольно шикнул на мальчишек, чтобы убирались.