Теперь Лёша гастролировал с Русским балетом по стране и жил с парнем на пять лет младше в съёмной квартире на том же Грохольском переулке в Москве. И звонил он своей бывшей партнёрше только затем, чтобы пригласить Таню в Эрмитажный театр.
Сердце не каменное и порой человеческое, слишком мягкое и доверчивое вылезало наружу. Тогда, кинув всё что было, Таня кивала и говорила -
Рядом с Таней есть давно Юра, новые друзья, подчинённые, давние одноклассники из академии балета. Доверять начала. А Лёша закончил. Наверное, это и есть та самая цикличность, приходящая в жизнь каждого. Здесь было главное не потерять в себе того самого человека, который будет в состоянии тянуть руку поддержки.
Через три линии узких улиц, такси въехало на мост, после которого ждала уже та самая залитая солнцем площадь перед Мариинским театром. Всегда, когда Таня только видела серо-зелёный, почти мятный фасад величественного комплекса, ей необходимо было затаить дыхание и как можно выше поднять голову. Там, в отблесках белых колонн и лёгких крыш отражалось солнце, облака, чистое небо. Она брала Юру за руку и всякую лишнюю минуту тянула сюда. Когда хотелось напомнить – она сильно может любить. Как она это делает. Чтобы встать на углу улиц и целоваться, потому что здесь дыхание полное, нет никаких страхов, ограничений и опасений.
Они вышли из такси на пустынную площадь, взявшись за руки. Это был давно отработанный до автоматизма жест. Парень мог бы обнять кареглазую танцовщицу за талию, но Таня не любила. "Я хочу ходить. Сама". И так она всегда шла, взяв его за руку, опираясь на трость и незаметно для прохожих прихрамывая.
– Давай, потанцуем, – сказал Юра, ощущая как от её длинных волос идёт тот самый запах духов, какой он запомнил с их первого знакомства и чувствовал теперь всегда.
Таня усмехнулась, оглядываясь по сторонам.