Не удалось.

Я просто погрузился в тот же самый ад, из которого уезжал с растоптанным сердцем и пугающим предчувствием, что там, впереди, не станет лучше. Будет просто по-другому.

И вот я снова на тех же улицах, по которым бегал первые восемнадцать лет своей жизни. Сначала за руку с мамой, вечно опаздывающей то на одну, то на вторую работу, то торопящейся на вечерние занятия в местном отделении колледжа, который она так и не успела закончить. Я на удивление хорошо запомнил эти перебежки из дома в садик, где всегда оказывался первым пришедшим с утра и последним уходящим из группы, из-за чего воспитатели вечно недовольно ворчали, принимая меня за какой-то неодушевлённый и ничего не понимающий предмет мебели.

Потом я бегал за помощью к соседям, когда у мамы начались первые проблемы со здоровьем. Помню, как мы возвращались летом с прогулки, и солнце начинало клониться к вечеру, окрашивая горизонт тревожным ярко-алым цветом, и серые коробки домов из-за этого выглядели так, словно их облили оранжевой краской. Я смотрел на них и представлял что-то совсем глупое, детское, несуразное, размышляя о пришельцах, и ушёл немного вперёд, — именно поэтому не сразу заметил, что мама села прямо среди тротуара, опустившись прямо на неестественно и неудобно вывернутые ноги. И не понимал, совсем не понимал, почему она не могла просто встать и идти со мной дальше, и зачем нужно было звать эту противную женщину, живущую с нами на одной площадке, и её грубого мужа с огромными усами.

Оранжевый цвет я ненавижу до сих пор. Как и те смешные для взрослого человека предположения, что это из-за моих фантазий к нам действительно прилетели пришельцы и сделали что-то с моей мамой.

Спустя два года после этого начнётся самый тяжёлый и долгий марафон в моей жизни. Почти ежедневные, изматывающие попытки добежать до дома прежде, чем меня догонят, зажмут в углу и изобьют. Причём несколько новых синяков пугали не так сильно, как те слова, которые непременно сопровождали моменты их появления. С этим нельзя было ничего сделать, и мне приходилось терпеть и ждать, терпеливо и годами ждать, когда им всем просто надоест надо мной издеваться.

Это в тех захватывающих фильмах, которые мне так нравилось смотреть, любой мог восстать против общества и проявить себя. Набить морду тем, кто притеснял его, изменить свою жизнь и выйти победителем при заведомо приравненных к нулевым шансах. А в реальной жизни единственной тактикой выживания было сцепить зубы и спокойно выносить насмешки, придирки, издевательства и периодически прилетающие побои. Не шарахаться от всех, чтобы не выдать всю степень собственного страха, и научиться ловко уходить от ответов на поставленные вопросы, чтобы не напрягать учителей и не травмировать и без того переживающую из-за всего мать.