Облизываюсь быстро, рефлекторно, не понимая, что именно делаю.

Нет, понимая. Я очень отчётливо понимаю, зачем вывожу его всеми доступными методами, провоцирую и злю. И он понимает это тоже, когда мне не хватает выдержки, терпения, осторожности, и мои бёдра прижимаются к его паху, слишком откровенно надеясь почувствовать эрекцию.

И стоит ощутить желаемое, как с губ срывается восторженный вздох, предательский и позорный.

А Кирилл смеётся. Тихо, хрипло, до чёртовых непрошенных мурашек, которые я хочу прогнать со своего тела так же яростно, как и подкинувшего мне их. Извиваюсь и дёргаюсь, упираюсь руками ему в грудь и отталкиваю от себя, но единственное, чего добиваюсь своими судорожными ёрзающими движениями — это полностью распахнувшегося халата.

— Убрать от тебя руки? — шепчет мне на ухо и специально задевает кончиком языка мочку, царапает кожу на шее своим смехом. А твёрдым членом трётся прямо о мою промежность снова и снова, и я понимаю, что потом на его чёрных брюках останется много, очень много светлых пятен моей смазки.

И это возбуждает ещё больше, и я начинаю течь ещё сильнее.

— Убери, — еле заставляю себя произнести это, не желая передавать ему эстафету провокаций, собираясь идти в своём сумасшествии и сумасбродстве до победного конца, до оглушительного провала, до предела и неминуемого взрыва.

— Тогда будь послушной девочкой, Маша, — со смешком отзывается он и действительно отстраняется от меня, демонстративно крутит ладонями, усмехаясь. Только грудь его вздымается высоко и часто, а взгляд похотливо проходится вниз по моему телу и возвращается обратно к лицу, заставляя замереть, застыть, задержать дыхание в ожидании своего наказания. — Раздвигай ноги.

Я чувствую, что готова издевательски рассмеяться прямо в его самоуверенное, чересчур серьёзное лицо. Сбить эту необоснованную спесь, сорвать с него маску победителя прямо вместе с загорелой кожей, сделать что угодно, лишь бы показать, что я не собираюсь играть по его правилам и подчиняться ему.

Не собираюсь ведь?

Мы смотрим друг на друга, и воздух вокруг становится плотным и густым, как засахаренный мёд, тает на языке и расплывается во рту приторной сладостью. Я медленно сгибаю ноги в коленях и развожу их в стороны, насколько позволяет ширина дивана, но вовсе не чувствую себя проигравшей или сдавшейся. Это — лишь временная уступка, самый разумный компромисс, взаимовыгодное соглашение для обоюдного удовольствия.

У меня остаётся шанс держать контроль над ситуацией, пока наши взгляды неразрывны, сцепились в равном-неравном бою, держатся друг за друга так крепко, что ни рывка в сторону не сделать, не отодрав при этом шмат мяса от своего тела. И Кирилл больше не смеётся, не улыбается, и дыхание его порывистое и тяжёлое, как и моё, сбивается всё сильнее с каждой секундой напряжённого ожидания.