Я, конечно, надеялась на эффективность придуманного плана, но такой скорой и очевидной реакции от Анохиной просто не ожидала. Она нервничала, кусала губы и избегала взглядов на меня, то ли смутившись прямолинейностью заданного вопроса, то ли догадавшись, что мне довелось вовсю оценить её заигрывания с Романовым.

По крайней мере, теперь не оставалось сомнений, что, несмотря на всё своё показное безразличие, упрямые попытки избегать общения со Славой и поведение глупой обиженной девочки, способной во имя мести действовать во вред самой себе, она безумно ревновала его даже ко мне.

- Немного обсудили вашу постановку, - пожала плечами я, стараясь выглядеть непринуждённо и не выдавать своего волнения. – Отличный танец, кстати. Надеюсь, завтра он пройдёт без казусов и переигрывать по несколько раз не придётся.

- Полина, я… ты не подумай… - испуганно промямлила Марго, притормозила и схватила меня за локоть, вынуждая остановиться и взглянуть на неё. Может быть, дело было только в дрянном вечернем освещении, но лицо её в тот момент показалось мне серой и безжизненной восковой маской с опустевшими холодными глазницами.

- Я до последнего не хотела вмешиваться во всё происходящее. Но так не может дальше продолжаться, Рит. Мы просто не можем и дальше смотреть на то, как вы друг друга изводите, - я осеклась, сообразив, что случайно ляпнула лишнего, неосознанно упомянув Максима. Однако она удивлённой вовсе не выглядела: или не заметила моей оговорки, или и так понимала, кто мог надоумить меня на этот разговор. – Завтра на ваш спектакль соберётся вся гимназия и какие-то важные шишки из соседних школ и администрации. Ты хоть сама понимаешь, как вы оба подставитесь, если что-то пойдёт не так?

- Я понимаю. Всё пройдёт как нужно, - её тихий, шелестящий голос вовсе не звучал уверенно, поэтому я только громко и шумно выдохнула, пытаясь справиться с собственным раздражением и унять злость, остудить которую не мог даже мороз, игриво покусывающий меня за щёки и нос.

«Ты не имеешь права читать ей нотации. Кто угодно, но не ты, маленькая лицемерная врушка», - злобно нашёптывал мне внутренний голос. И уже открыв было рот, я подавилась собственными словами, свернувшимися в плотный комок сожаления, вины и нерешительности, и не сумела извергнуть из себя ничего из того, что собиралась ей сказать. Ни про жестокие игры с чувствами Чанухина, явно переживавшего ничуть не меньше неё, ни про необходимость оставить обиды и просто попытаться поговорить, ведь теперь для меня было вполне очевидно: они давно уже не просто друзья.